О генезисе восточно славянских языков или есть мнение...

Выдумками являются рассуждения московских фантазеров и вообще всяких неучей о том, что, дескать, «предки москвичей говорили на русском языке». Вплоть до XVIII века у всех лингвистов Европы в списках «славянских языков» отдельно значились язык «русский» и язык «московитский». Уже это означает, что языком предков москвичей НЕ БЫЛ РУССКИЙ ЯЗЫК.

Русским языком именовался тысячу лет язык Киева – то есть украинский язык русинов Украины-Руси. Вот типичный пример. Мелетий Смотрицкий, просветитель, работавший в Вильно и Киеве, автор изданной в 1619 году в Евье «Граматiки словенскiя правильное синтагма», задолго до «революционера» в русской лингвистики Ломоносова, создателя грамматики российского языка, создавал научные основы языка русинов. Как и в Грамматике Л. Зизания, он четко отличал болгарский церковный язык от русского: «Словенски переводимъ: Удержи языкъ свой от зла и устнъ своъ же не глати лсти. Руски истолковуемъ: Гамуй языкъ свой от злого и уста твои нехай не мовятъ здрады».

Как видим, под РУССКИМ ЯЗЫКОМ он тут (и везде в книге) понимает конкретно нынешний украинский язык. А вовсе не язык Московии-России. Потому что «нехай», «мовять», «здрады» — это чисто беларуско-украинские слова, которые Мелетий Смотрицкий называет «переводом на русский язык». Этих слов московский язык не знал тогда – и не знает их сегодня.

В Московии (как и в Новгородчине, что было показано выше) тоже НИКОГДА не было якобы местных исконных «русичей-славян», как сегодня все в России любят фантазировать. И взяться там «русичам-славянам» было просто неоткуда, потому что все древние топонимы Московии – финские, начиная с самой Москвы: Moks (народ мокша) + Va («вода» по-фински). Другие финские топонимы Московии. Рязань (столица народа эрзя). Муром (столица народа мурома). Пермь (столица народа перми). Вятка (столица финнов-вятичей). Вологда (из вепсского vauged «белый» *valgeda). Суздаль (народ меря) и Шуя (тоже народ меря, название от финского «суо» — «болотистая местность»). А также Калуга, Ржев, Коломна, Кострома, Тверь, Пенза, Весьегонск (город веси), Холмогоры, Вычегда и топонимы чуди Ладога, Ихальнема, Кема, Кочевар, Майманга, Невлой, Пукаранда, Хяргокор, Чучепала – и тысячи других. Где в этих финских названиях хоть крупица чего-то русского? Сама Москва – совершенно нерусский топоним.

Спекуляции о том, что, дескать, «Русью» могут быть и финны, и татары, и кто угодно, если они принимают «русский уклад», — следует отмести сразу. Во-первых, никакого «русского уклада» Московия не принимала – и стала добровольно на три века Улусом Орды, а затем при Иване Грозном вообще власть в Орде захватила и стала ордынской столицей. Во-вторых, Русь – это понятие все-таки именно этническое варяжское, это союз готов с западными балтами, который и породил сам славянский этнос. Приплетать сюда еще финнов Московии и татар Орды – кажется верхом абсурда.

Изначально «русичами» на землях Московии были дружины Юрия Долгорукова, его княжеское окружение. Но простите – это были киевляне, то есть УКРАИНЦЫ. Совершенно ясно, что и говорили они на языке Киева, а не на местном языке. Поэтому они никакого отношения к «русскому языку Московии» не имели.

Сам язык московитов стал формироваться под влиянием ряда факторов. Язык княжеских дружин Киева, как видим, не был значимым, так как московиты не переняли у Андрея Долгорукова даже его «Так», а научились у болгарских попов говорить «Да». В течение 1-2 веков славянизация московитов проходила именно и только в церквях, которые строили киевские князья для укрепления своей власти: там при крещении местных финнов туземцам вбивалось в голову, что киевские князья имеют ОТ БОГА как бы право ими править. Для этих целей и нанимались массово болгарские попы, сопровождавшие этот «крестовый поход Киева в Залесье».

С приходом татар земли Суздаля с радостью переметнулись на сторону Орды, так как увидели в Орде освободителя от этого Киевского ига Руси. Постепенно Московия интегрируется в Орду, вбирает много татарских мигрантов. В том числе при принятии царем Узбеком ислама как веры Южной Орды – десятки чингизидов и мурз Орды, отказавшихся предать свою православную несторианскую веру (а Орда была до этого православной), переселились в Подмосковье.

В городах Московии в это время население двуязычное: запросто переходит с околославянского (точнее, околоболгарского) московитского языка – на тюркский язык. Этот ГИБРИД хорошо виден, например, в книге Афанасия Никитина (конец XV века). Там автор запросто переходит с одного языка на другой, разницы в них не видя, а заканчивает свою книгу благодарственной молитвой: «Во имя Аллаха Милостивого и Милосердного и Исуса Духа Божия. Аллах велик…»

В подлиннике: «Бисмилля Рахман Рахим. Иса Рух Уалло. Аллах акбар. Аллах керим».

Вот как: Афанасия Никитина учебники называют «русским», а он свою «русскую» книгу оканчивает словами «Аллах акбар».

Однако что это за вера? Московский историк А. Бычков дает такой комментарий в книге «Московия: легенды и мифы»:

«Это не православие. Это не ислам. Ибо Исус – Дух Аллахов. Это в какой вере? Русское православие! Изначальное древнее христианство – то, из которого выделится как православие, так и ислам. Удивительно, но на древнерусских шлемах, как правило, выгравированы коранические тексты. И тут же православные кресты. Если бы этот шлем выполнил мусульманин, то не рисовал бы крестов. Если православный – то не писал бы цитат из Корана. Но на Руси в древности Коран считали Святой Книгой, хотя более распространенной были Псалтырь и Евангелие (кстати, священные и для мусульман). Шапка Иерихонская или Шишак князя Ф.И. Мстиславского имеют надписи по-арабски. А на шлеме Александра Невского 13-й аят 61-й суры Корана».

Конечно, московский историк Бычков по традиции говорит о всем московском, именно как о чем-то «русском». Однако очевидно это противоречие: сие не было «РУССКИМ», а было именно «МОСКОВСКИМ». То есть – специфической смесью исконно финского, навязанного болгарского и привнесенного Ордой тюркского. Это не Русь и не нечто «русское».

Соответственно – и язык этой «смеси» никак нельзя называть «русским языком». Цитировавшийся в «Комсомольской правде» царский «историк» Александр Шишков в своих лингвистических изысках для доказательства «происхождения индоевропейских языков из русского языка» весьма односторонен: он подбирал для своих сравнений только те слова «русского языка», которые индоевропейские. Типа «блеск», «сон», «свинья», «слово».

С точки зрения ЧЕСТНОЙ научной методологии – это чистой воды ПОДЛОГ. Потому что базовая лексика других индоевропейских языков, якобы «происшедших от русского», — например, беларуского, польского, летувиского – на 100% состоит из индоевропейской лексики. И только базовая лексика русского языка – наполовину финская и тюркская.

Давайте сравним. В русском языке XIX века вся базовая лексика торговли и одежды – ТОЛЬКО ОРДЫНСКАЯ. Чего нет ни в одном индоевропейском языке. Почему же Шишков не взялся исследовать русские слова базовой лексики «деньги» (ордынское «тэньге»), «хозяин» и «хозяйство» (ордынское «хозя», «ходжа»), «товар» и «товарищ» — и прочие, прочие заимствования у Орды? Как, например, быть со «славянским» словом «терем» (существовавшим только в Московской области и ряде окрестных в рамках территории Улуса Орды), которое не только происходит от восточного «гарем», но и функционально именно ГАРЕМ означало в Московии: там точно так держали женщин взаперти на втором этаже? Отменил этот обычай только Петр I.

Шишков все это «упускает», потому что это «портит картину русского языка как породителя индоевропейских». А сатирик Михаил Задорнов сегодня в своих выступлениях идет дальше: он ордынское «тэньге» трактует как «древнеславянское».


ЯЗЫК РУССКОГО НАРОДА
3. В средние века в городах Московии и в самой Москве писали на «гремучей смеси» болгарского и тюркского языков, что видно хотя бы по книге Афанасия Никитина. А сама княжеская элита, некогда вышедшая из Киева при Юрии Долгоруком, была совершенно безграмотной – и потому в письме никаких связей со своим «исходным» языком Киева уже не имела. Напомню, что первым князем Московии, худо-бедно научившимся буквы разбирать и что-то самому написать, был Иван Грозный; его князья-предки Василий III, Иван III и прочие писать и читать не умели.

Что касается населения деревень окрестностей Москвы и соседних областей – то там туземцы продолжали говорить в семьях на своих исконных финских языках, а «славянская» (то есть болгарская) лексика в их разговорный язык входила весьма медленно. Но именно язык этого деревенского населения (а не язык городов и документов Московии) следует считать ОСНОВОЙ нынешнего РУССКОГО ЯЗЫКА, так как язык нации формируется не в городах, а в деревнях. При этом напомню, что в то время сельское население Московии составляло 95% населения, при Екатерине II – около 85%, в начале XX века – 80%, в 1960 году – 75%. Это показывает, что язык деревни – это и есть ЯЗЫК НАРОДА, то есть РУССКИЙ ЯЗЫК, «великий и могучий».

Итак, давайте взглянем, на каком же языке говорили сельские жители Центральной России.

Как пишет российский лингвист И.С. Улуханов в работе «Разговорная речь Древней Руси» («Русская речь», №5, 1972), круг славянизмов, регулярно повторявшихся в живой речи народа Московии (то есть СЕЛЯН), расширялся очень медленно. Записи живой устной речи, произведенные иностранцами в Московии в XVI-XVII веках, включают только некоторые славянизмы на фоне основной массы местной финской и тюркской лексики. В «Парижском словаре московитов» (1586) среди ВСЕГО СЛОВАРЯ народа московитов-селян находим, как пишет И.С. Улуханов, лишь слова «владыка» и «злат». Всего ДВА БОЛГАРСКИХ слова в ЖИВОЙ УСТНОЙ РЕЧИ мордовских селян Московии (то есть в языке, который Шишков, Задорнов, Чудинов называют «нашим древним русским языком»).

В дневнике-словаре англичанина Ричарда Джемса (1618-1619) их уже больше – целых 16 слов («благо», «блажить», «бранить», «воскресенье», «воскреснуть», «враг», «время», «ладья», «немощь», «пещера», «помощь», «праздникъ», «прапоръ», «разробление», «сладкий», «храмъ»). В книге немецкого ученого и путешественника В. Лудольфа (1696) – их уже 41 (причем, некоторые с огромным финским «оканьем» в приставках – типа «розсуждать»). Остальная устная лексика московитов в этих разговорниках – финская и тюркская.

Наши читатели из Москвы – отказываются в это верить. Они писали мне, что, дескать, указанные выше слова – это «церковнославянские». Однако слова «ладья», «сладкий», «враг» — это СВЕТСКИЕ слова, а не слова церковного языка. И я совершенно не могу себе представить, как жители Московской области могли без этих слов обходиться до 1618 года – если они действительно были «славянами». На самом деле они были финнами, что и доказывают словари Джемса и Лудольфа: вся остальная там лексика разговорного языка московитов, повторяю, – финская и ордынская.

Таким образом, мы видим, что еще в XVII веке 95% русских НЕ ЗНАЛО РУССКОГО РАЗГОВОРНОГО ЯЗЫКА.

И.С. Улуханов пишет, что говоря о существовании у московитов двух языков – славянского (церковного болгарского) и своего московитского, В. Лудольф сообщал: «Чем более ученым кто-нибудь хочет казаться, тем больше примешивает он славянских выражений к своей речи или в своих писаниях, хотя некоторые и посмеиваются над теми, кто злоупотребляет славянским языком в обычной речи».

Удивительно! Что же это за такой «славянский язык» Москвы, над которым посмеиваются за употребление славянских слов вместо своих слов финских и тюркских? Такого не было в Беларуси-ВКЛ – тут никто не смеется над людьми, использующими в речи славянские слова. Наоборот – никто не поймет того, кто строит фразы, используя вместо славянской лексики финскую или тюркскую. Этого «двуязычия» не существовало нигде у славян, кроме как в одной Московии.

Эта проблема «двуязычия» из-за отсутствия в России народной славянской основы преследовала всегда и создателей литературного русского языка – как вообще главная проблема российского языка. (Он прошел «стадии развития термина», называясь вначале московитским, затем российским при Ломоносове – до 1795 г., затем при оккупации Россией в 1794 году (закрепленной формально в 1795) Беларуси и Западной и Центральной Украины пришлось его менять на «великорусское наречие русского языка». Именно так русский язык фигурировал в 1840-х годах в названии словаря Даля («Толковый словарь великорусского наречия русского языка», где под самим русским языком обще понимался беларуский, украинский и российский), хотя сегодня все российские лингвисты ненаучно исказили название словаря Даля до «Толковый словарь живого русского языка», но словаря с таким названием он никогда не писал.)

В 1778 году в Москве была издана брошюра писателя и лингвиста Федора Григорьевича Карина «Письмо о преобразителях российского языка». Он писал: «Ужасная разность между нашим языком [всюду в работе он называет его «московским наречием»] и славянским [то есть болгарским] часто пресекает у нас способы изъясняться на нем с тою вольностию, которая одна оживляет красноречие и которая приобретается не иным чем, как ежедневным разговором. …Как искусный садовник молодым прививком обновляет старое дерево, очищая засохлые на нем лозы и тернии, при корени его растущие, так великие писатели поступили в преображении нашего языка, который сам по себе был беден, а подделанный к славянскому сделался уже безобразен».

«Беден» и «безобразен» — это, конечно, расходится с будущей его оценкой как «великий и могучий». Оправданием тут служит факт, что Пушкин пока не родился для молодого зеленого языка, созданного только что экспериментами Ломоносова.

Великими деятелями, которые совершают эту языковую революцию в России, Ф.Г. Карин в своей работе называет Феофана Прокоповича, М.В. Ломоносова и А.П. Сумарокова. Так в самом конце XVIII века Россия отказалась от следования болгарскому языку, который ее веками, как веревочка, удерживал в славянском поле и обращал «во славянство», — и стала лингвистически себя считать свободной и суверенной, признавая своим языком теперь не болгарский, а тот народный язык славянизированных финнов, который отнюдь не имел, как болгарский, явных славянских черт.

Доктор филологических наук, профессор В.К. Журавлев анализировал в журнале «Русская речь» (№3, 1972) финскую составную в русском языке. Он писал, что русский этнос – это в огромной мере этнос русифицированных финнов, из которых многие народности (Мурома, Меря, Мещера и т.д.) полностью русифицировались, не оставив даже своих языков. В.К. Журавлев отмечал:

«Группа лингвистов (Б.А. Серебренников, В.И. Лыткин, П.С. Кузнецов, А.М. Селищев и др.) видит объяснение некоторых специфических особенностей русского языка именно в финно-угорском влиянии. М. Фасмер, крупнейший специалист по русской этимологии и славянским древностям, подчеркивал, что финно-угорское влияние особенно ярко проявляется в русском устном народном творчестве. Не отвергал финно-угорского влияния на русский язык и академик А.А. Шахматов. Около полувека назад немецкий языковед Э. Леви выдвинул теорию финно-угорского субстрата (языковой подосновы) русского языка».

Таким образом, Наука давно показала: нынешний так называемый «русский язык» — это никакой не древний язык, как и никогда он не был и быть мог «истоком для других языков». Ибо русский язык – это самое молодое в Евразии образование, родившееся при переходе местных селян финно-угров на околоболгарскую основу лишь 200-300 лет назад. А в основе этого «великого и могучего русского языка» — лежит «финно-угорский субстрат (языковая подоснова) русского языка».

Вот некоторые самые характерные финские черты в русском языке, которые перечисляет В.К. Журавлев и которые кардинально отличают русский язык от всех остальных индоевропейских (более подробно эти исследования профессора мы раскрыли в статье «Финская Россия», №15, 2008):

«Русский язык в отличие от других индоевропейских и славянских языков не только не сократил число падежных форм, но, наоборот, у нас наблюдается тенденция увеличения их числа: появляется как бы два родительных падежа (вкус чая и стакан чаю) и два предложных (живу в лесу и пою о лесе). А из всех языков мира именно финно-угорские характеризуются большим числом падежей: венгерский – 21-22, пермский – 17-18, финский – 15-17. Это дает основание и здесь видеть финно-угорское влияние.

В отличие от других славянских языков русский язык более последовательно ликвидировал родовые различия в формах множественного числа, а в некоторых говорах «растворяется» категория среднего рода. И в этом видят финно-угорское влияние на русский язык, так как финно-угорские не знают категории рода.

Полагают также, что и частица «-то», употребляемая изредка в русском литературном языке («а рыба-то жареная») и широко в русских народных говорах, обязана своим происхождением финно-угорскому влиянию. Нечто похожее обнаруживается, например, в марийском и коми языках (Б.А. Серебренников). Считается, что и частица «-ка» в повелительном наклонении (взгляни-ка! запишемтесь-ка!) связана с финно-угорским влиянием. Аналогично – в коми-пермяцком, где частица «-ко» выражает значение слабой просьбы (В.И. Лыткин).

Кардинальное отличие синтаксиса русского языка от синтаксиса других славянских языков заключается в весьма широком распространении так называемых номинативных предложений типа «Ночь. Зима.». Даже то обстоятельство, что в русском языке глагол в форме прошедшего времени не изменяется по лицам, склонны объяснять финно-угорским влиянием (Р. Готьо, В. Скаличка).

Конструкции «я имею» в других индоевропейских и славянских языках соответствует русская конструкция «у меня есть». Этот оборот свойственен финно-угорским языкам, и его распространение в русском языке объясняют их влиянием».

Пусть себя проверят читатели-беларусы: мы, перенимая у восточного соседа его язык, тоже стали строить фразы по-фински, заменяя глагол «иметь» (которого нет в финских языках) конструкцией «у меня есть». Это поразительно! Беларусы – это индоевропейцы, которые ничего общего с финнами не имели. Но сегодня, в отличие от всех остальных индоевропейцев, даже говоря по-беларуски, беларусы избегают использовать глагол «иметь». Вместо «я маю» дикторы на ТВ говорят «у меня есць». Это – прямое финское влияние. И сей факт отражает, что ментально беларусы стали строить мысли по-фински, переняв это от русских.

Так что влияние русского языка на беларусов и украинцев – это вредное, глубоко разрушительное антииндоевропейское влияние, подмена самого нашего индоевропейского мышления – финским.

«БЕДЕН И БЕЗОБРАЗЕН»

Вот ПРАВДА о русском языке. Который – самый молодой и родился только 2-3 века назад в среде исконного финского сельского населения Центральной России – на основе «финно-угорского субстрата (языковой подосновы) русского языка». Который не был «великим и могучим», а как писал в 1778 году писатель и лингвист Федор Григорьевич Карин в «Письме о преобразителях российского языка», был «БЕДЕН И БЕЗОБРАЗЕН».

Первая грамматика этого «русского языка» — вот факт! – появилась только написанная Ломоносовым. Когда не только были написаны грамматики всех остальных языков Европы (а первые грамматики языка беларусов и украинцев как истинные в исконном понимании «русские грамматики» были напечатаны за века до этого). Но даже были к этому времени давно написаны грамматики языка жемойтов и аукштайтов – которые приняли письменность и христианство самыми последними в Европе, в XVI веке. Те казались тогда «самыми отсталыми в Европе», но еще более «отсталой»