История Викингов

История Викингов

ВИКИНГИ - (норманны), морские разбойники, выходцы из Скандинавии, совершавшие в 9–11 вв. походы протяженностью до 8000 км, может быть, и на большие расстояния. Эти дерзкие и бесстрашные люди на востоке достигали границ Персии, а на западе – Нового Света.
Слово “викинг” восходит к древненорвежскому “викингр”. Относительно его происхождения существует ряд гипотез, наиболее убедительная из которых возводит его к “вик” – фиорд, бухта. Слово “викинг” (букв. “человек из фиорда”) применялось для обозначения разбойников, которые действовали в прибрежных водах, прячась в укромных бухтах и заливах. В Скандинавии они были известны задолго до того, как приобрели дурную славу в Европе. Французы называли викингов норманнами или различными вариантами этого слова (норсманны, нортманны – букв. “люди с севера”); англичане всех скандинавов без разбора называли датчанами, а славяне, греки, хазары, арабы именовали шведских викингов русью или варягами.
Куда бы ни отправлялись викинги – на Британские о-ва, во Францию, Испанию, Италию или Северную Африку, – они безжалостно грабили и захватывали чужие земли. В некоторых случаях они поселялись в завоеванных странах и становились их правителями. Датские викинги на какое-то время покорили Англию, поселялись в Шотландии и Ирландии. Совместными усилиями они завоевали часть Франции, известную под названием Нормандия. Норвежские викинги и их потомки создали колонии на островах Северной Атлантики – Исландии и Гренландии и основали поселение на побережье Ньюфаундленда в Северной Америке, впрочем, просуществовавшее недолго. Шведские викинги стали властвовать на востоке Балтики. Они широко распространились по Руси и, спустившись по рекам к Черному и Каспийскому морям, даже угрожали Константинополю и некоторым районам Персии. Викинги были последними германскими варварами-завоевателями и первыми европейскими мореплавателями-первопроходцами.

Существуют разные трактовки причин бурной вспышки активности викингов в 9 в. Имеются свидетельства того, что Скандинавия была перенаселена и многие скандинавы отправлялись за рубеж на поиски счастья. Богатые, но незащищенные города и монастыри южных и западных соседей представляли собой легкую добычу. Вряд ли можно было получить отпор со стороны разрозненных королевств на Британских о-вах или ослабевшей империи Карла Великого, поглощенной династическими распрями. В эпоху викингов в Норвегии, Швеции и Дании постепенно консолидировались национальные монархии. Честолюбивые предводители и могущественные кланы боролись за власть. Потерпевшие поражение предводители и их сторонники, а также младшие сыновья победивших вождей беззастенчиво воспринимали беспрепятственный грабеж как образ жизни. Энергичные молодые люди из влиятельных семей обычно приобретали авторитет благодаря участию в одном или нескольких походах. Многие скандинавы летом занимались грабежом, а затем превращались в обычных землевладельцев. Однако викингов манил не только соблазн добычи. Перспектива наладить торговлю открывала путь к богатству и власти. В частности, выходцы из Швеции контролировали торговые пути на Руси.
Английский термин “викинг” произошел от древнескандинавского слова vkingr, которое могло иметь несколько значений. Наиболее приемлемо, по-видимому, происхождение от слова vk – залив, или бухта. Следовательно, слово vkingr переводится как “человек из залива”. Этот термин использовался для обозначения грабителей, укрывающихся в прибрежных водах, задолго до того, как викинги приобрели недобрую славу во внешнем мире. Впрочем, не все скандинавы были морскими разбойниками, и термины “викинг” и “скандинав” нельзя рассматривать как синонимы. Французы обычно называли викингов норманнами, а англичане всех скандинавов без разбора относили к датчанам. Славяне, хазары, арабы и греки, общавшиеся со шведскими викингами, именовали их русами или варягами.

Определения из энциклопедий


ВИКИНГИ (др.-сканд.), скандинавы — участники морских торгово-грабительских и завоевательных походов в конце 8—середине 11 вв. в страны Европы. На Руси их называли варягами, а Западной Европе — норманнами (сканд. Northman — "северный человек"). В 9 в. захватили Северо-восточную Англию, в 10 в. — Северную Францию (Нормандия). Достигли Северной Америки.
Энциклопедия Кирилла и Мефодия


Около трёх столетий с 800 до 1050 годы н. э. воины викингов плавали на своих кораблях, терроризируя Европу. Они плыли из Скандинавии в поисках серебра, рабов и земель. Викинги в основном нападали на Британию и Францию, пока те вторгались в Россию. Викинги исследовали много неизвестных земель, плавая по огромному Атлантическому океану.

http://vikings.fantasyland.info/history.html

"Влияние викингов на формирование англосаксонского государства."

Раннесредневековая Европа жила в страхе перед нашествием воинственных северных варваров. Везде их называли по-разному: во Франции - норманны, в Англии - датчане, в Ирландии - финнгалл и дубгалл, в Германии - аскеманн, в Византии - варанги, на Руси - варяги, в Скандинавии же их звали викинги, поэтому тот период, который исследователи предпочитают нейтрально называть ранним Средневековьем, еще называют Эпохой Викингов
Несмотря на то, что англичане называли викингов данами, среди нападавших на английские земли были не только они,но и викинги из других районов Скандинавии. Примером может служить знаменитый Олаф Трюггвассон (или, в английской транскрипции, Тригвассон -Trigvasson), правнук норвежского короля Харальда Прекрасноволосого. Для простоты, я думаю, можно объединить и тех и других под общим и общепринятым термином норманны.
Набеги норманнов, первоначально грабительские, с 60-х годов IX века приобретают совершенно другой характер. Их основной целью становится захват территорий. Трудно однозначно выявить причину столь мощного захватническо-колонизационного движения северян. Одни (Й. Брёнстед, например), вслед за идеей выдвинутой еще Й. Стеенструпом сто лет назад, полагают, что это было следствием перенаселения из-за полигамии, другие - что скорее всего это произошло из-за начавшегося стремления отдельных скандинавских конунгов объединить под своей властью разрозненные владениянезависимых вождей. Некоторые подчинялись им и становились их ярлами, некоторые упорно сражались, а некоторые устремлялись за море в поисках новой родины. И беспокойные морские скитальцы подняли на дыбы всю Европу. С 830-х, а особенно с 840 года приморские области Франции начали периодически подвергаться нашествиям норманнов.
С середины 50-х их агрессия нарастает, и они все более решительно продвигаются в глубь страны.
Ужасом наполнялись сердца христиан, когда северные варвары врывались в церкви и убивали епископов, кровь лилась прямо на алтарь - это было величайшее осквернение, потрясавшее окружающих. Столь внезапные иневиданные несчастья были непостижимы для ума, но мудрость церковных иерархов не знала границ - ответ был найден: Господь разгневался и решил покарать свой народ, надо лишь подождать, когда небо сменит гнев на милость и все! Но норманны не уходили...
Во время своей работы мне встретилась лишь одна очень подробная периодизация нашествий викингов. Советский исследователь эпохи викингов Г. С. Лебедев приводит свою хронологию распространения северной агрессии :

1 этап - 793-833. Г. С. Лебедев начинает эпоху викингов с разграбления Линдисфарна. Наиболее крупным предприятием этого периода он считает набегдатского конунга Готфрида на Фрисландию в 810 году.
2 этап - 834-863. В этот период Г. С. Лебедев отмечает изменения в тактике викингов: появляется страндхугг - захват скота и другого продовольствияв зоне военных действий, а также строительство промежуточных баз наприбрежных островах. Численность армий в этот период особенно высока и достигает 77 тыс. человек, будто все боеспособное население рвануло грабить соседей. Объединения флотов колеблются между 100-150 кораблями, что составляет где-то 6-10 тыс. воинов. Наиболее знаменитой фигурой этогопериода является знаменитый Рагнар Лодброк и его сыновья.
3 этап - 864-891. В этот период викингами была предпринята широкомасштабная попытка завоевания Англии, образуется Область Датского Права.
4 этап - 891-920. Для этого времени, по мнению Г. С. Лебедева, характерна высокая волна эмиграции: в 877 г. открыта Исландия. Кроме того, 890-е годы - время деятельности Хрольва Пешехода, которого историки ассоциируют сРолло, получившим в 911 году в лен герцогство Нормандское.
5 этап - 920-950. В эти годы в Англии разгорается ожесточенная борьба за Нортумбрию между осевшими там данами и наследниками уэссекского короля Альфреда.
6 этап - 950-980. С этого тридцатилетия Г. С. Лебедев начинает эпоху конунгов-викингов.
7 этап - 980-1014. Конунги Свен Вилобородый и Олаф Трюггвасон вновь ведут масштабную кампанию по завоеванию Англии. В 1000 году в "битве трех королей" в водах Зунда Олаф героически пал в бою, а Свен завоевал английский престол в конце 1013 года, хотя и умер 2 февраля 1014. В этот же период в 982 году Эрик Рыжий открыл Гренландию, с 985 по 995 годы состоялись экспедиции Бьярни Херьюльфсона, Лейфа Эриксона и Фригдис дочери Эрика Рыжего к берегам Северной Америки.
8 этап - 1014-1043. Это годы правления датской династии в Англии: Кнута Великого и его сыновей Гарольда Зайценогого и Гартакнута.
9 этап - 1043-1066. Завершающий этап в хронологии Г. С. Лебедева. В 1041 году Магнус Олафсон объединил под своей властью Данию и Норвегию, а в 25 сентября 1066 года в Англии в битве при Стамфорд Бридж погиб последний конунг-викинг Харальд Хардрада.

Эпоха викингов началась и закончилась, по мнению Лебедева, на английской земле. Ни один исследователь, пишущий об этих трагических временах, не отказывает себе в удовольствии процитировать или хотя бы упомянуть запись в Англосаксонской Хронике, запечатлевшей появление норманнов у английских берегов в сознании англосаксов как ужаснейшее событие, сопровождавшееся загадочными и устрашающими знамениями: "793. В этом году страшные явления были в Нортумбрии и очень напугали жителей: были невообразимые вспышки молний и ужасные драконы парили в небе, а вскоре начался сильный голод, и после этого в тот же год язычники опустошили и разрушили Божью церковь в Линдисфарне" .
А другой текст рисует несколько иную картину, но также сопровождающуюся страшным событием: "787 [789]. В этом году король Беотрик взял в жены Идбург, дочь Оффы. И в эти же дни впервые появились три корабля: и рив поскакал туда и попытался заставить их пойти в королевский манор, потому что он не знал кто они такие, и они убили его. Это были первые корабли датчан, пришедшие в Англию" . Оба отрывка проникнуты ужасом перед новым врагом, которому предстояло оказать большое влияние на развитие англосаксонского государства.

Хускарлы

Мы можем более или менее уверенно предположить, что во времена правления в Англии Кнута в качестве гвардии короля во всем королевстве выступали воины, чья организация до сих пор остается загадкой для историков, но которые вызывают большой интерес и овеяны легендами - к хускарлам.
"1018. В этом году вся Англия платила ту дань. Всего было 72000 фунтов, в добавление к чему жители Лондона заплатили 10500 фунтов. И потом часть армии отправилась в Данию, а сорок кораблей остались скоролем Кнутом, и датчане и англичане пришли к соглашению в Оксфорде по законам Эдгара" (Англосаксонская Хроника).
Считается, что команды этих оставшихся кораблей и составили основу королевской гвардии, явившейся объектом очень пристального внимания и изучения.
Хускарлы были королевскими слугами и играли ключевую роль в сражениях, являясь ядром армии. Общее мнение, к которому пришли исследователи относительно хускарлов, и которое лишь недавно было вновь подвергнуто сомнению, представляло их как профессиональных воинов, чья организация создавалась внутри королевского окружения времен правления датчан.
Им регулярно выплачивалось жалованье. Таким образом, хускарлы формировали своеобразную военную элиту.
Английские историки рассматривали гвардию хускарлов в качестве чего-то типа военных дружинников, и считали их чисто английским образованием.
Норвежские историки уводят истоки этого института к знаменитому викингскому братству в Йомбурге (Х век).
Другие же наоборот, утверждает, что организация эта была заимствована из Норвегии и хускарлы существовали там за 100 лет до пиратского братства в Йомбурге:
huscarl - норвежское слово, причем одно из самых старых в языке. В "Эддах" оно иногда обозначает слугу, а иногда последователя, соратника.
Но когда мы открываем придворную поэзию первой половины XI века, то последнее значение преобладает.
Значит хускарл - это общее обозначение для члена королевского окружения.
Несмотря на то, что саги дают разные датировки основания гвардии: Йомсвикинга Сага и Сага о св. Олафе - до смерти Свена Вилобородого; Кнутлингасага - сразу после его смерти сначала в Дании, а потом и в Англии; и наконец средневековые датские историки Свен Аггесон и Саксон Грамматик- приписывают организацию Кнуту, что и принимается всеми историками.
По данным Свена Аггесона, гвардейцем мог стать любой, у кого был обоюдоострый меч с рукояткой, оправленной в золото, "и богатые воины так спешили раздобыть соответствующие мечи, что звон из кузниц, ковавших мечи, был слышен по всей земле". Отбор скорее всего был произведен в 1018 году, когда Кнут, после завоевания Англии, отправил большую часть войска обратно в Данию.
Во всяком случае, в 1023 году гвардия уже существовала. Свен Аггесон описывает законы, по которым управлялась военная дружина Кнута. Хускарлы размещались за столами короля в соответствии со знаменитостью ратными подвигами, превосходству службы или знатностью рождения. Передвижение на более низкое место означало немилость.
В добавление к ежедневному содержанию и развлечениям хускарлы получали ежемесячное жалованье. Для оплаты со всей страны собирали дань на содержание армии, т.н. "армейские деньги".
Возможно, что хускарлы собирали этот налог сами. Примером может быть случай, когда они разграбили город Вустер во время правления сына Кнута Гартакнута. Узы службы не были постоянными, но могли быть расторгнуты только в день нового года. Все ссоры должны были разрешаться при клятве двух хускарлов в своеобразном совете гвардии, где также должен был присутствовать и король. Тех, кого признавали виновными в незначительных проступках (например, не достаточно хорошо ухаживал за лошадью товарища), - их передвигали на низшие места за королевским столом. Если кто-нибудь трижды обвинялся в подобных проступках, то ему должны были дать самое последнее и самое низшее место за столом, где никто ни под каким предлогом не должен был общаться с ним, а пирующие могли безнаказанно кидать в него кости. Если возникали разногласия из-заземель и добычи - необходимы были клятвы шести хускарлов, выбранных из отряда, к которому принадлежали спорившие, но власть решить спор принадлежала совету. Кто убьет своего товарища, тотможет потерять голову или оказаться в ссылке: "он должен быть изгнан из королевских владений и объявлен вне закона; и должен изгоняться изо всех земель, коими правит Кнут" - сообщает нам Свен Аггесон. Предательство каралось смертью и конфискацией всего имущества предателя. Если кого-то король отмечал - даром становился великолепный клинок с золотой рукояткой. Вообще, похоже, что это было традицией скандинавских королей давать меч тому, кто вступал к ним на службу.
Считается, что всего в гвардии было около 3 тысяч человек. По всей видимости, если на каждого хускарла Кнут бы запасался золотой рукояткой, то никакой казны не хватило бы. Поэтому вероятнее всего, что в основном хускарлы набирались из знатных и богатых семей.
В новый год, а именно на седьмой день Рождественских праздников,гвардейцы имели право покинуть службу и получить свое жалованье. В этот же день самые достойные одаривались дарами; делались перестановки в гвардии.
Обычай этот также идет из Норвегии и уходит корнями во времена св. Олафа. Норвежские короли обычно только на Новый Год устраивали пир, где они ели и пили со своей гвардией.
Существует предположение, что хускарлы в некоторых случаях могли выполнять роль совета короля.
Кроме того вероятно, что во времена Кнута хускарлы стали новой прослойкой английской знати. Кроме регулярной платы они, похоже, наделялись землей. Получая землю, хускарлы "фактически переставали быть наемниками, становясь землевладельцами, держащими землю на условиях военной службы".
Как о военной организации, о гильдии мало что известно. Саксон Грамматик пишет, что летом хускарлы были за границей,охраняя королевство; зимой - их расквартировывали по всей Англии. Он также говорит, что у хускарла мог быть свой собственный дом.
Из истории Свена Аггесона следует, что гвардия делилась на четыре формирования, а они в свою очередь на более мелкие отряды. Но относительно этого вопроса современные источники хранят молчание.
И, наконец, историки, придерживающиеся этой (т.н. традиционной) точки зрения на гвардию хускарлов, высказывают разные точки зрения по поводу ее гибели. Одни считают, что последние хускарлы были распущены в 1051 году. Другие в принципе соглашается, но полагают, что отряды хускарлов были восстановлены Гарольдом, последним королем англосаксонской Англии. А все остальные, кто обращался к этому сюжету, убеждены, что гвардия существовала до 1066 года, когда Вильгельм Незаконнорожденный возглавил последнее в истории победоносное нашествие на Англию.
Хускарлы были единственными в войске Гарольда, кто не отступил после того, как сам король был убит. Вся гвардия погибла в этом сражении и уже так и не была восстановлена.
Время викингов закончилось.

Женщины викингов

Так же, как и все, мужчины и женщины эпохи викингов нуждались в основных вещах для жизни: еде, одежде и доме. Домашние животные играли важную роль в их повседневной жизни. Возможно, наиболее важным животным для них являлась лошадь. Взгляд викингов на мир проходил через их повседневную жизнь красной нитью, и Закон говорил, что можно делать, а чего и нельзя. Это была унылая жизнь ради только самого процесса жизни. Хотя, викинги играли в игры, наслаждались музыкой, поэзией, спортом и ремеслами: резьбой по дереву и работой с металлом.
Викинги жили большими семейными группами. Дети, отцы и деды жили вместе. Когда старший сын вступал во владение фермой, он одновременно становился главой семьи и ответственным за ее благосостояние. Ему нужно было добывать столько еды, сколько было необходимо семье. Его жене — хозяйке поместья — приходилось внимательно следить за тем, чтобы было запасено вдоволь еды на длительные и темные зимы. Она делала масло и сыр, сушила и коптила мясо и рыбу для дальнейшего хранения и также должна была разбираться в травах, чтобы изготовлять лекарства для больных и раненых. Домашний скот был на ответственности хозяйки, и когда ее муж уплывал в набег или торговать, уходил на охоту, — женщина оставалась главной в усадьбе. В богатой семье у нее были слуги и рабы для работы по дому. Видимым знаком авторитета хозяйки являлись ключи от кладовых на ее талии. Когда мужчины уходили в длительные походы, рыбачили или охотились, женщины оставались главными в усадьбе. Это привело к тому, что они играли важную роль в обществе.

Замужество


Девушку выдавали замуж в возрасте 12—15 лет. В этом возрасте она уже могла заниматься хозяйством в усадьбе. Но, все же, надеялась на помощь старших женщин в семье. Свадьба согласовывалась между семьями и рассматривалась как альянс между двумя семьями с взаимной помощью и защитой. Сама девушка не имела при этом возможности что-либо сказать.

Приданое


Невеста приносила в семью мужа одежду из льна и шерсти, прядильное колесо, инструменты для тканья и кровать как часть приданого. Девушка из более богатой семьи могла иметь частью приданого украшения из серебра и золота, домашний скот, ферму или даже целую усадьбу. Все, что она приносила с собой, дальше являлось ее собственностью, а не становилось частью имения ее мужа. Ее дети могли получить эту собственность в порядке возрастного наследования.

Развод


После замужества женщина не полностью становилась частью семьи мужа. Она оставалась частью своей собственной семьи, и, если ее муж плохо обращался с ней или детьми, если отец семейства был слишком ленивым для того, чтобы кормить семью или если он чем-то обидел семью жены, — то следовал развод. Для этого женщине необходимо было пригласить несколько "понятых" и в их присутствии сначала подойти к главному входу и от него к кровати семейной пары и провозгласить себя разведенной со своим мужем.

Дети


Малыши и грудные младенцы после развода автоматически оставались с матерью. Старшие дети разделялись между семьями супругов в зависимости от их благосостояния. Обладая правами собственности, наследования и развода женщины викингов были более свободны, чем большинство их товарок из Европы того времени.

Женщины из бедных семей


На небольших фермах не было четкого разделения труда между мужчиной и женщиной. Без слуг и рабов всем приходилось жертвовать тем, чем они могли во имя выживания семьи в условиях сурового скандинавского климата.

Рабыни


У рабов не было никаких прав, кроме права быть собственностью своего хозяина. Их могли купить и продать, хозяин или хозяйка могли делать с рабами все, что им могло взбрести в голову. Хозяин мог убить одного из своих рабов, и это не рассматривалось общественностью как убийство. Если любой другой свободный человек убивал чьего-то раба, ему достаточно было возместить владельцу стоимость покойного в качестве компенсации. Цена была примерно равна стоимости головы рогатого скота. Когда рабыня рожала ребенка, он автоматически становился собственностью хозяина. Если рабыня была продана беременной, то новорожденный становился собственностью нового владельца.

Тинги и их общие черты в различных странах Скандинавии

В XI веке епископ Римберт в биографическом труде "Житие св. Ансгария", говоря о скандинавах, отмечает, что "…таков у них обычай, что любое общественное дело более зависит от единодушной воли народа, чем от королевской власти". И хотя этот источник посвящен в основном Швеции, вышеприведенную цитату можно отнести ко всем скандинавским народам того времени.
Развитие скандинавских стран шло различными путями. Если в Норвегии в X в. стараниями конунга Харальда Прекрасноволосого уже появилось довольно обширное государство с сильной централизованной властью, то на острове Готланд, например, существовало полное внутреннее самоуправление, хотя готландцы и были подчинены шведскому конунгу; что же касается Исландии, то до середины XIII в - т.е. до подчинения Норвегии - она являет собой ярчайший пример самоуправления на основе тингов. Однако, несмотря на такую разницу в государственном устройстве, во всех этих регионах тинги продолжали играть важную роль еще долгое время.
Причина такой распространенности практики тингов представляется достаточно простой. Только в IX веке появляются первые скандинавские государства; до этого Скандинавия была довольно однородна даже по языку, не говоря уже об организации, и управлялась в основном тингами - древней формой самоуправления.
Тинговые организации скандинавских стран были сходны между собой и зачастую служили отражением административного деления. Так, на Готланде существовали следующие виды тинга: тинг хундери (тинг сотни), тинг сеттунга (тинг одной шестой), тинг тридьунга (тинг трети); верховным органом готландского самоуправления был альтинг (тинг всего острова), который концентрировал в себе всю власть на острове со всеми ее аспектами: суд, налоги, военное дело, внешняя и внутренняя политика, законодательство. Характерно, что чем выше был тинг, тем большие штрафы он мог взыскивать за нарушения (сеттунг - не более 3-х марок, тридьунг - 6, альтинг - 12 марок). В Исландии существовало деление на четверти: каждая четверть объединяла в себе три тинговых округа с местными тингами, а все четверти составляли альтинг, на котором принимались законы и производился суд по всем делам, что не могли быть решены местными тингами. Источники указывают на существование подобной системы и в Норвегии, где всеобщий тинг носил название Гулатинг. На Гулатинге суд осуществляли 36 судей: "двенадцать из фюлька (округа) Фирдир, двенадцать из фюлька Согн и двенадцать из фюлька Хардаланд".
Как местные, так и всеобщие тинги имели ряд общих черт в организации и проведении. "Сага об Эгиле" дает нам краткое описание Гулатинга: "Местом суда было ровное место, окруженное вехами из орешника. Между вехами протянута была веревка. Она называлась границей суда. А в кругу сидели судьи.... эти судьи разбирали тяжбы". Как правило, местом тинга было достаточно большое пространство, зачастую с возвышенностью, с которой удобно было говорить перед большим количеством людей. В исландских сагах упоминается Скала Закона, с которой объявлялись тяжбы и произносились речи истца и ответчика на альтинге; кроме того, встречаются упоминания различных других топонимов (например, Ущелье Сходок), что дает основание полагать, что альтинг занимал довольно большое пространство. Каждая группа участников тинга или даже отдельна семья имела свою землянку (в "Саге об Эгиле" - палатки), что говорит как о длительности альтинга, так и о неизменности места его проведения. Местные тинги, скорее всего, были не так продолжительны.

Соотношение силы и права на тинге

Несмотря на стремление решать споры правовыми способами, старые обычаи, особенно в Исландии, были еще слишком крепки. Впрочем, даже в объединенной Норвегии конунга Харальда бывали случаи, когда тяжба решалась, например, поединком. В частности, "Сага об Эгиле" рассказывает об имущественной тяжбе между двумя бондами, и в то время, как суд шел своим чередом - приводились свидетели, приносились клятвы - один из них, сам Эгиль, сказал:
- Мне не нужны клятвы вместо имущества. Я предлагаю другой закон, а именно - биться здесь, на тинге, и пусть получит добро, кто победит.
Предложение Эгиля было законным, и обычным в прежние времена. Каждый имел тогда право вызвать другого на поединок, будь то ответчик или истец.
Этот же обычай можно проследить и по другим источникам. Так, в "Гуталаге" в главе "О мире тинга" говорится, что строго преследовались любые нарушения мира тинга, будь то удар кулаком и, конечно, убийство, но "...кроме случая, когда человек был убит из мести". "Вестгёталаг", в свою очередь, вообще приравнивает убийство на тинге к "злодеянию", то есть к преступлению, не искупаемому штрафом. В таких случаях человек изгонялся из страны.
Говоря о Норвегии, необходимо затронуть такую важную проблему, как взаимоотношения тингов и централизованной власти, которой было положено начало в IX в стараниями конунга Харальда Прекрасноволосого. "Сага об Эгиле" показывает, что конунг соблюдал обычаи, старался не вмешиваться в ход суда и даже не имел оружия (хотя, конечно, полностью готовая дружина находилась на его стоянке). Тем не менее, теперь обе стороны обращались уже не к судьям, а к конунгу. Еще более показательно, что судьи перед слушанием свидетельств по делу спрашивают у конунга, не запретит ли он их выслушивать. Наконец, когда дело коснулось одного из родственников конунга (причем все складывалось не в пользу родственника), его дружинники "...побежали к месту суда, сломали орешниковые вехи, разрубили натянутые между ними веревки и разогнали судей. На тинге поднялся сильный шум, но все люди там были без оружия". Таким образом, конунг чувствовал свою силу и при необходимости давал понять, что власть принадлежит отнюдь не тингу. В то же время он сохранял институт тингов, ведь во-первых, они брали на себя немаловажную судебную функцию, а во-вторых, являлись старой и привычной традицией, слом которых мог восстановить против конунга слишком многих.
Несколько другая ситуация сложилась в Швеции, о чем можно судить по "Вестгёталагу", закону, написанному в XIII в. Хотя к этому времени Швеция уже формально была единым королевством, на деле представляла собой две федерации: Свеаланд и Гёталанд, которые, в свою очередь, делились на множество земель - ландов. Поэтому тинги здесь обладали большей независимостью от конунгов. Так, в "Вестгёталаге" говорится, что если конунг хочет осуществлять суд, он должен назначить комиссию. На тинге же всегда судит выборный лагман.
Говоря об Исландии, следует вначале обрисовать некоторые особенности, характерные для этого острова в то время. Активное заселение Исландии связано прежде всего с деятельностью все того же Харальда Прекрасноволосого, хотя и началось, как предполагают, до него. "Сага об Эгиле" рассказывает:
Конунг Харальд присвоил в каждом фюльке наследственные владения и всю землю, заселенную и незаселенную, а также море и воды. Все бонды должны были стать зависимыми от него держателями земли… Он заставлял каждого выбрать одно из двух - или пойти к нему на службу, или покинуть страну… Лесорубы и солевары, рыбаки и охотники - все они также обязаны были повиноваться ему. От этого гнета многие бежали из страны, и были тогда заселены многие обширные, еще пустовавшие земли… В это же время была открыта Исландия…
В Исландии не было централизованной власти, т.к. селились там прежде всего люди, которых именно такая власть не устраивала. Поэтому эта страна оставалась территорий свободных общинников-бондов, бывших полными хозяевами в своих усадьбах, и не знавших других законов, кроме постановлений тингов. Однако и здесь были свои нюансы. Наиболее богатые хозяйства, как правило, имели большую поддержку в своих спорах на тинге; то же можно сказать и о людях, облеченных властью годи. В уже упоминавшейся "Саге о Храфнкеле Годи" рассказывается о бонде, который вступил в тяжбу с весьма влиятельным человеком - самим Храфнкелем Годи - и пытался найти поддержку у других влиятельных людей:
Но все твердят одно: никто не считает себя настолько в долгу перед Самом*, чтобы вступить в тяжбу с Храфнкелем Годи и тем самым подвергнуть опасности свое доброе имя. Они еще прибавляют, что почти всех, кто тягался с Храфнкелем на тинге, ждала одна участь: всех их Храфнкель заставлял бросить дело, которое они против него затевали…
__________
* имя бонда
И даже после того, как Сам все-таки смог найти поддержку и даже добиться для Храфнкеля объявления вне закона, годи приезжает к себе домой и "…живет как ни в чем не бывало".
Зачастую месть все же осуществлялась (подобных примеров в исландских сагах множество), несмотря на решение тинга - или, наоборот, из-за его решений. Весьма интересным представляется пример тяжбы, описанной в "Саге о Ньяле". Когда из-за формальных ошибок обвиняющая сторона проиграла дело, все ее сторонники взяли в руки оружие и прямо на тинге, начали убивать противников, ответивших им тем же. Только на следующий день, благодаря обращению всех судей и стараниями всех нейтральных участников тинга, враждующие стороны помирились.
Было решено передать дело двенадцати судьям, и в знак этого все подали друг другу руки… Убийства с двух сторон были приравнены друг к другу, и за те, которые оказались сверх этого, была положена вира…

Скальды

Скальдами в Скандинавии звались поэты. Хорошие скальды, с легкостью складывавшие висы и ниды, очень высоко ценились и пользовались уважением у норманнов. и не просто так. Еще Один в "Речах Высокого" говорил, что руны даны людям Богами и наполнены магией. Человек, просто ЗНАВШИЙ все двадцать пять рун, уже владел немалой магической силой. Что же тогда говорить о скальдах, которым руны служили инструментом для работы?
Редко кто из конунгов (не говоря уже о простых бондах) позволял себе обидеть скальда, ведь он мог и отомстить. Причем не мечом или секирой, а нидой, хулительным стихом. После такой мести от обидчика могла отвернуться удача (а что могло быть хуже?), он мог заболеть и даже умереть, особенно если скальд был действительно "вкусившим Крови Квасира", к таким часто прислушивались Асы. В сагах описан случай, когда конунг жестоко оскорбил скальда. Тот незамедлительно ответил, сложив ниду. Конунг в результате заболел, и от болезни не излечивало ничего. Пришлось ему посылать за тем же скальдом и многочисленными дарами просить у него прощения.
Вторым "видом деятельности" скальдов были висы - славословления, щедро вознаграждаемые слушателями. За хорошую вису скальд мог получить все, что угодно: от кольца, богатого плаща или секиры, выложенной серебром, до корабля, груженого золотом.
Но, как бы заманчиво это не звучало, стать скальдом мог далеко не каждый. Для этого требовался особый дар, и кто знаком со скандинавской поэзией, меня поймет. Скальд был обязан слагать кеннинги, благодаря которым скандинавская поэзия обладает той неповторимой (хотя и несколько своеобразной) красотой и "ароматом".

Песнь викингов


Снова лоб холодит шлема сталь,
Соленые брызги в лицо летят.
Нас кличут викингами, значит едва ль
Есть у нас дорога назад...

На берегу забыли Одина и Тора,
Не хотите верить в Вальхаллу - не верьте!
Отнявшего жизнь не назовут вором,
Ветер попутный и нам, и смерти!

Нас боятся и нас ненавидят,
Нас не ждут никогда и нигде.
И так будет, пока глаза наши видят
След чужих кораблей на воде...

На берегу забыли Одина и Тора,
Не хотите верить в Вальхаллу - не верьте!
Отнявшего жизнь не назовут вором,
Ветер попутный и нам, и смерти!

И не каждый увидит старость -
Нам иная судьба дана:
Погребальным костром станет парус,
А курганом нам будет волна...

На берегу забыли Одина и Тора,
Не хотите верить в Вальхаллу - не верьте!
Отнявшего жизнь не назовут вором,
Ветер попутный и нам, и смерти!

История викингов и их предков
О термине «викинг»

Даны и норвежцы, которые с конца VIII в. до XI в. нападали с моря в основном на Англию и Францию, своим современникам были известны под различными именами. Французы называли их норманнами — северными людьми. Адам Бременский в 1076 г. именовал их аскеманнами — ясеневыми, людьми[1]. В Испании же их звали мадхус, что означает «языческие чудовища».

В настоящее время их чаще всего называют викингами. Термин, вероятно, связан с глаголом wiking, который ранее на севере означал «идти в море для приобретения богатства и славы»[2].

Англосаксонские поселения в Британии

Начиная с 300 г. германские племена саксов, англов и ютов, жившие в устье Эльбы и прилегающих северных районах, предпринимают большие захватнические походы. Их целью была Англия, занятая римлянами, и западноевропейский материк, где они и поселились. Римлянам они причиняли большие неприятности, заставляя держать флот для защиты от нападений.

В 407 г. римские легионы были отозваны из Англии, так как их присутствие требовалось в самой Италии. Это привело к укреплению поселений англов, ютов и саксов в Англии.

Интересна сага о высадке в Англии саксов под руководством Хенгиста и Хорсы, основавших в 449 г. в Кенте первое небольшое саксонское королевство. В ней упоминаются и три судна, которые саксы называли кииле (cyulae). На каждом судне находилось около 50 человек.

Среди многочисленных поселений саксов и англов сохранялось предание о короле Кердике, который в 494 г. с командами пяти судов завоевал весь Уэссекс. К VI в. почти всеми областями бывшей римской колонии — Британии — завладели англосаксы, которые основали там многочисленные мелкие королевства.

На этом закончилось господство кельтов, пришедших в Англию около 500 г. до н. э. Многие кельты, принявшие под римским влиянием христианство, спасаясь от англов и саксов, переселились в гористый Уэльс или переправились на материк. Свое поселение там они назвали Британия, которое постепенно превратилось в Бретань.

В соответствии с германскими верованиями, англосаксонских королей-конунгов (малых королей) погребали в судах. Некоторые из них сохранились, особенно в районе Суффолка. Так, в Снейп Коммоне найдено судно длиной около 16 м, погребенное в VI в. В Саттон-Ху в самом большом из 11 погребальных холмов, исследованных в 1939 г., также нашли судно. Это было стройное сооружение. Судя по очертаниям, которые можно было представить только на основе частично сохранившихся металлических заклепок и гвоздей, судно имело мощные штевни, мачта отсутствовала. Этим оно напоминало судно из Нидама. Отметим, что византийский историк Прокопий в 560 г. писал об англах: «Эти варвары никогда не знали паруса и в морских походах использовали только весла». За несколько поколений саксы и англы в Англии из мореплавателей превратились в оседлых жителей. В конце VIII в. мореплавание для них уже не было столь необходимо, как для их предков, живших на затопляемом в шторм побережье Северного моря.

http://norse.ulver.com/articles/firks/1.html

Разбойничьи и военные походы викингов

На земли, которые саксы, англы и юты покинули в VI в., пришли даны из Сконе и Халланда, находившихся на юго-западной оконечности Швеции (рис. 3). В VIII в. они, как и в Норвегии, образовали здесь первое королевство. В 800 г. при Готтрике создается великое датское королевство, в которое входили Швеция и Норвегия. Для защиты от франков Карла Великого в Шлезвиге строится оборонительный вал — Даневирке (буквально «Дело датчан»)[4].

После смерти Готтрика в 810 г. королевство распалось, и для данов и норвежцев наступила эпоха викингов, которая длилась почти триста лет. Это объяснялось в основном двумя причинами. Во-первых, викинги имели в своем распоряжении многочисленные суда, пригодные для плавания по морю и рекам, и обладали навигационными знаниями, позволявшими им совершать походы в открытом море. Судостроительные и навигационные навыки они приобрели и развили в результате постоянного соприкосновения с окружающим их миром, его морями, фиордами, реками и островами. Кроме того, викинги умели внезапно с моря нападать на противника и при необходимости быстро перемещать многочисленное войско по рекам. Превосходство их в плавании по морям косвенно подтверждает и тот факт, что ни франки, ни англосаксы ответных походов в Данию или Норвегию не совершали.

Во-вторых, их противники были ослаблены внутренней борьбой за власть. Вскоре после смерти Карла Великого в 814 г. государство франков, на которое нападали не только викинги с севера, но и арабы с юга, распалось. В Англии также были сильны стремления феодалов освободиться от центральной королевской власти. Когда же противники викингов объединялись, последние терпели поражения, например в 878 г. от англосаксонского войска Альфреда I в битве при Эсцедуне и в 891 г. от франкского войска под командованием Арнульфа в Брабанте.

Перечислим далее несколько разбойничьих и военных походов викингов, в основном на судах, чтобы понять их масштабы.

В начале эпохи викингов — в конце VIII в. — небольшие группы норвежцев напали на Английское побережье. Так, в 793 г. они разграбили и разрушили монастырь на о. Линдисфарн (рис. 4), а год спустя — монастырь Веармус.

В 795 г. викинги высадились на островах Мэн и Айона. В 802 и 806 гг. они напали на монастырь о. Айона. Эти нападения происходили по одинаковой схеме: без объявления военных действий с моря подходило несколько судов, относительно небольшая группа викингов высаживалась на берег и, пока защитники не успели собраться, грабила их добро. Затем, оставляя после себя пожары и убитых, викинги быстро уходили в открытое море, где сельские жители не могли их преследовать.

Через двадцать лет после этих событий викинги собрали большое войско для походов в Англию и Францию. После нападения на фризское побережье они в 825 г. высадились в Англии. В 836 г. викинги в первый раз разграбили Лондон. В 845 г. даны (свыше 600[5] ладей) напали на Гамбург и разорили его столь основательно, что после этого епископат из Гамбурга был перенесен в Бремен. В 851–852 гг. викинги на 350 судах вновь напали на Англию, захватили и разграбили Кентербери и Лондон. В 863 г. они по Рейну добрались до Ксантена, а в 892 г. — до Кельна и Бонна.

Осенью 866 г. шторм отнес суда викингов с 20000 воинов в Шотландию, в королевство Восточная Англия, где они и перезимовали. В начале следующего года они создали государство Денло (буквально «Полоса датского права»), в которое вошли королевства Нортумбрия, Восточная Англия и часть Мерсии и Эссекса. Только в 878 г. англосаксам удалось избавиться от господства викингов.

Однако в это время новый большой флот викингов достигает Англии (снова захвачен Лондон), а затем и Франции. В 880 г. викинги разграбили имперскую область Аахен. В 885 г. они захватили Руан и осадили Париж. В осаде приняло участие войско из 40000 воинов, приплывших на 700 «длинных» судах. (До этого викинги уже грабили Париж в 845, 857 и 861 гг.) На этот раз, получив откупные, викинги сняли осаду и направились в северо-западную часть Франции, где многие из них поселились. В 911 г. Карл III пожаловал норвежцу Роллону уже захваченную область, которая с тех пор называется Нормандией.

Рис. 5. На золотом роге из Дании написаны руны: EKHLEWAGASTIR-HOLTINGAR-HORNA-TAWIDO, что означает: «Я, Хлевагаст, сын Холтеса, сделал рог» (ок. 400 г. н. э.).

В 900–935 гг. на территории современной Дании при Горм Гримме (Старом) создается великое королевство. Одновременно в Норвегии после морской битвы у Ставангера в 872 г. при Харальде Хорфагере (Прекрасноволосом) утверждается центральная королевская власть. Во время его правления, которое длилось до 930 г., часть населения покинула Норвегию. Пришедшее в упадок королевство в 995 г. объединяет Олаф Трюгвассон. После битвы при Свольдерай в 1000 г., во время которой Олаф был убит, Норвегия подпадает под власть данов.

В конце X в. даны снова пытались установить свое господство в Англии. Свидетелями этого являются камни с рунами[6]. Такие камни в Дании и Швеции устанавливали в память о погибших, иногда на них изображали и суда (рис. 5–.

Вначале даны терпели поражения. Наиболее значительное из них было 13 ноября 1003 г., когда буквально все они были уничтожены. Лишь в 1016 г. датские викинги захватили власть в Англии. С 1042 г. начались ответные выступления англосаксов, которые завершились их победой в 1050 г.

Но через 16 лет потомки викингов из Нормандии окончательно завоевывают английское королевство. Под руководством Вильгельма, прозванного Завоевателем, более чем 3000 судов (значительная часть которых была построена в последние восемь месяцев до нападения) в ночь с 27 на 28 августа 1066 г. переправились из Европы через пролив в Англию. На них было свыше 30000 воинов и 2000 коней.

На известном гобелене из Байё[7] (рис. 9) показаны сцены приготовления и проведения вторжения норманнов, которое 14 октября 1066 г. закончилось победой при Гастингсе. Формы штевней судов, изображенных на нем, переданы неточно.

Таким образом, трехсотлетняя история викингов, начавшаяся с разбойничьих походов небольших групп, закончилась борьбой за королевство, что соответствовало общественному развитию начиная с конца первобытного строя до начала феодализма.
Заселение Исландии и Гренландии норвежцами. Открытие Америки

Разбойничьи и военные походы викингов в Англию и Францию, а также экспедиции в Средиземное море, во время одной из которых, например, 62 судна под руководством легендарного Хааштейна в 895 г. дошли до Византии, далеко не полно характеризуют достижения их как мореплавателей[8]. О навигационном искусстве викингов и мореходности их судов свидетельствуют плавания, завершившиеся заселением Исландии и Гренландии и открытием Америки.

Первые норвежцы появились на Гебридских островах около 620 г. Почти 200 лет спустя, в 800 г., они поселились на Фарерских («Овечьих») островах, а в 802 г. — на Оркнейских и Шетландских. В 820 г. в Ирландии они создали государство, которое располагалось в районе современного Дублина, и просуществовало до 1170 г.

Сведения об Исландии викингам доставил швед Гардар Свафарссон, который в 861 г. перевозил с Гебридских островов наследство своей жены. Во время перехода его судно штормом отнесло к северному побережью Исландии, где он и перезимовал с командой. Когда в 872 г. Харальд Прекрасноволосый силой создал в Норвегии великое королевство, Исландия стала целью для тех норвежцев, которые не хотели подчиняться королю[9]. Полагают, что до 930 г. в Исландию переселилось от 20000 до 30000 норвежцев. С собой они везли предметы домашнего обихода, семена и домашних животных. Ловля рыбы, земледелие и скотоводство были основными занятиями викингов в Исландии.

Дошедшие до нас исландские саги, передававшиеся из поколения в поколение и записанные только в XIII и XIV вв., являются важнейшими источниками сведений о викингах. Саги сообщают нам о поселениях викингов в Гренландии и открытии Америки, названной ими Винланд.

Так, в саге об Эйрике Рауде (Рыжем), записанной около 1200 г. Хауком Эрлендссоном, говорится, что в 983 г. Эйрик, изгнанный из Исландии на три года за убийство, поплыл на поиски страны, которую видел Гунбьёрн, когда плавал в «Западном море». Эйрик достиг Гренландии и поселился там с группой исландцев. Поселение было названо Братталид. Там же жил Бард Херьюльфссон. В 986 г. его сын Бьярни отплыл из Исландии с намерением попасть в Гренландию. Во время плавания он трижды натыкался на незнакомую землю, пока наконец не разыскал своего отца, жившего на южной оконечности Гренландии. По возвращении в Норвегию Бьярни рассказал о своем плавании при дворе короля Эйрика. Сын Эйрика Рыжего — Лейф Эйрикссон — приобрел у Бьярни судно и поплыл на нем с 35 людьми в Братталид. После тщательной подготовки они вначале повторили путешествие Бьярни на п-ов Лабрадор. Достигнув его, они повернули на юг и проследовали вдоль побережья. Согласно гренландской саге, записанной в 1387 г. Йоном Тодарссоном из Флатейбука, они достигли местности, названной ими Винланд — Страной винограда. Там бурно рос дикий виноград, маис, в реках встречался лосось. Южная граница распространения лосося приблизительно соответствовала 41° широты. Северная граница дикорастущего винограда проходила около 42-й параллели. Таким образом, Лейф со своей командой примерно в 1000 г. достиг мест, где в настоящее время находится Бостон[10]

Брат Лейфа — Торвальд — после его рассказа на том же самом судне с 30 людьми тоже добрался до Винланда, где прожил два года. Во время одной из стычек с местными жителями Торвальд был смертельно ранен, и викинги покинули поселение. Позже второй брат Лейфа — Торстейн — на том же судне хотел достичь Винланда, но не смог найти эту землю.

На побережье Гренландии в ряде мест были поселения исландцев, всего до 300 дворов. Большие трудности для проживания там возникали из-за недостатка леса. Лес рос на Лабрадоре, находящемся ближе к Гренландии, чем Исландия, однако плавания к п-ову Лабрадор вследствие сурового климата были опасны. Поэтому жившим в Гренландии викингам приходилось везти все необходимое из Европы на судах, которые были похожи на суда из Скуллелева. Это подтверждают раскопки захоронений в Гренландии, в которых найдены и остатки судов. В XIV в. поселения викингов в Гренландии перестали существовать.
Навигационное искусство викингов

Из источников, рассказывающих о заселении Исландии, видно, что викинги уже в 850 г. располагали такими навигационными сведениями, которые позволили, например, Гардару Свафарссону после зимовки в Исландии вернуться на родину в Европу. Известно также, что спустя десять лет Исландия была целью многих переселенцев. Для плавания из Средней Норвегии к мысу Нордкап в Исландии при быстром переходе требовалось около семи суток. Чтобы совершить его, надо было хорошо ориентироваться в открытом море вдали от берегов, В конце X в. начались плавания викингов в Гренландию с западного побережья Исландии, которые при благоприятных условиях занимали четверо суток.

Для того чтобы плавать в открытом море, надо уметь определять направления и местоположения своего судна.

Без компаса направление можно определять по Полярной звезде или по Солнцу. Во время белых ночей на севере определение по звездам затруднительно. Поэтому викинги в основном находили направление по Солнцу[11]. Особое значение для них имели направления восхода и захода. Как гласит сага, о положении Солнца в течение года «хорошо знали Стьёрн (Звездный) Одди с о. Флатей и от него старшие на судах, или кендтманды (знающие)»[12].

Располагали ли викинги компасом, находками не доказано. Однако в сагах сообщается о «солнечном камне». Таким камнем владел король Олаф, правивший в Норвегии с 1015 по 1030 гг. По нему он мог определять положение Солнца в туман или снегопад. Для этого камень опускали в воду, в которой он плавал и, попадая в лучи Солнца, светился. Свечение, вероятно, — выдумка сказителя саги. В настоящее время полагают, что «солнечный камень» представлял собой дощечку с укрепленным на ней магнитным камнем (магнитным железняком)[13]. Возможно, викинги уже использовали и компас, который в Китае был известен как указатель направления с 250 г. н. э.

О чрезвычайно значительной протяженности торговых путей викингов говорит, например, статуя Будды V в., найденная при раскопках в г. Бирка (Швеция).

Чтобы узнать свое местоположение, необходимо найти широту и долготу. Географическая широта определялась по высоте Солнца. Для ее измерения, как передают нам саги, викинги использовали солнечную доску (solbrädt). Эта доска, которая до сих пор еще не найдена, имела деления в «половину колеса» и соответствовала половине солнечного диска.

Географическую долготу викинги могли определить только по пройденному расстоянию. В Северном море это не представляло больших трудностей, так как плавания викингов между Англией и Норвегией или Данией проходили в основном в направлении восток — запад. Плавания викингов из Норвегии в Исландию и Гренландию облегчало одно обстоятельство: Берген имеет приблизительно ту же географическую широту, что и мыс Фарвель на южной оконечности Гренландии. В Исландии поселения викингов обнаружены приблизительно на 4° к северу от этой широты. Следовательно, они могли придерживаться курса между Норвегией и Исландией и Гренландией, определяя только широту. Таким образом викинги довольно уверенно переплывали открытое море и достигали побережья, где уже по прибрежным признакам находили свою цель.

Туман или плотные сплошные облака затрудняли их навигационные определения, в результате чего возникали ошибки, о чем сообщают саги.

Плавания в открытом море в основном проходили летом. Викинги начинали их при ясной погоде — антициклонах, когда были уверены, что не встретят тумана, густой облачности и особенно штормов, которые представляли большую опасность для их открытых судов[14].

http://norse.ulver.com/articles/firks/1.html

Викинги. Сага о новых землях.

Фильм смотрим здесь:
http://radosvet.net/bilina/11756-vikingi-saga-o-novyh-zemlyah.html

Викинги: Миф и эпоха. Средневековая концепция эпохи викингов

Викинги: Миф и эпоха. Средневековая концепция эпохи викингов
http://norse.ulver.com/articles/simek/vikings.html

Данная статья посвящена вопросу становления мифа о викингах и причинам его возникновения. Под мифом о викингах я подразумеваю конечный результат идеализации эпохи викингов и самих викингов, т. е. переход от крайне негативного (и с точки зрения жертв викингов, по-видимому, вполне реалистичного) представления о викингах как о пиратах, варварах, грабителях, убийцах и поджигателях, отраженного в англо-саксонских и франкских хрониках и анналах, к распространенному в XVIII и XIX вв. образу благородного воина и бесстрашного первооткрывателя и поселенца. Этот в основном позитивный образ викинга по-прежнему с нами и, в сущности, получил дальнейшее развитие в течение последних двадцати лет благодаря книгам и экспозициям, которые, как правило, представляют викингов в качестве носителей развитой культуры раннесредневековой Скандинавии.

В результате в настоящее время эпоха викингов вновь играет все более существенную роль как средство самоидентификации — и не только для шведов, норвежцев или датчан, но также для англичан, немцев, даже американцев или, что еще экзотичней, — для новозеландцев скандинавского происхождения. Ныне к наиболее очевидным формам подобного самоотождествления с эпохой викингов относится быстрый численный рост всевозможных викингских фестивалей, инсценировок и ярмарок, устраиваемых практически ежегодно. Разумеется, такое проявление народной памяти ни в коей мере не является привнесением двадцатого столетия, но, по крайней мере в Скандинавии, относится еще к XVII в. Современные истоки этой народной памяти, уходящие в Северный Ренессанс в Скандинавии XVII–XIX вв., относительно неплохо изучены в силу огромного энтузиазма, который вызывало все германское в период немецкого романтизма. Здесь можно сослаться на бесчисленное множество элементов — от Götiska Forbundet до германской идеологии двадцатого столетия, — но ни один из них не является предметом рассмотрения в данной работе. Превалирующий дуалистический образ «дурного» викинга в современных викингскому мифу источниках и «благородного» викинга в литературе нового времени раз за разом становился причиной споров между историками, в процессе которых обе стороны обвиняли друг друга в том, что отрицательное или же, напротив, положительное представление о викингах являются исторически ошибочными и, таким образом, относятся к мифу о викингах. Так произошло и совсем недавно в Норвегии, где опубликованное в 1996 г. исследование вновь разожгло жаркую дискуссию1.

Вне всяких сомнений, я не вполне доволен термином «миф о викингах», поскольку он не подходит (не соответствует) моему узкому пониманию слова «миф» в том смысле, в каком оно используется историками религии. Этот термин был введен в научный оборот всего пару десятилетий назад2.

Процесс идеализации, выраженный словосочетанием «миф о викингах», в основном охватывает конкретный исторический период — средние века, и это можно утверждать с определенной долей уверенности. Однако сам миф о викингах, по-видимому, становится осязаемой реальностью лишь в новое время, и недаром Режи Буае просто-напросто исключает из рассмотрения целый период — с XI вплоть до XVIII в. — в своей книге, где он обращается к мифу о викингах во французской литературе3. Тем не менее именно указанный период, эта лакуна в истории изучения и информированности об эпохе викингов, представляет для меня живой интерес. Как случилось, что викинги, которых в XI в. считали злодеями, внезапно вновь объявившись в XVIII в., предстали уже в виде благородных завоевателей?

Конечно, молчание Буае вполне объяснимо, да и обращается он в основном к французской литературе. В новое время именно в период с начала XVIII до начала XIX в. возник миф о викингах, и именно с тех пор этот миф неизменно пользовался относительно высокой популярностью. В конце указанного временного отрезка никто не сделал больше для распространения мифа о викингах, чем Э. Тегнер в 1825 г.4, и, вероятно, именно он несет главную ответственность (или вину) за общую направленность искажения. Однако при всем критическом отношении к свойственной этим двум столетиям тенденции к идеализации — приведем, к примеру, «Сагу о Вёлунде» Адама Эленшлегера (1805 г.), предположительно основанную на Völundarkviða, или его же «Смерть ярла Хакона» (1805 г.) — следует отметить их серьезный подход к источникам, особенно к средневековой литературе. Самыми важными после издания Педером Х. Резеном в 1665 г. «Эдды» Снорри и публикации Саксона Грамматика Стефанусом в 1644–1645 гг.5 (а теперь я не намерен втягиваться в ученый спор между Данией и Швецией XVII–XVIII вв. за доминирующую позицию в древнескандинавских исследованиях) являются наиболее ранние публикации и переводы саг (1737 г.) в Nordiska Kämpadater Эрика Юлиуса Бьёрнера (1696–1750) на исландском, шведском и латинском языках6. Речь идет об издании целого ряда текстов саг, не в последнюю очередь имеющих отношение к означенному мифу; а подбор произведений в этой антологии сильнейшим образом повлиял на содержание мифа о викингах, а быть может, и разделил ответственность за создание самого мифа, поскольку стал источником для таких людей, как Эленшлегер, Гейер и Тегнер, которые благодаря этой публикации получили возможность ссылаться на средневековые тексты.

Я отнюдь не первый, кто обратил внимание на то, что параллельно с нашей академической картиной эпохи викингов развился миф о викингах, но я пойду еще дальше и предположу, что нам неизменно следует проводить различие между викингами — населением Скандинавии в эпоху викингов, и «викингами» — созданиями, населяющими миф о викингах. Однако вопрос в том, как относиться к этому мифу. Вышеупомянутый Режи Буае из Сорбонны привлек внимание к мифу о викингах, и в своей книге «Викинги», которая впервые была опубликована в 1992 г. и переведена на немецкий в 1994 г., призывал освободить эпоху викингов от мифов. Выражаясь его же словами, следует «информировать natürlich, а также разрушать легенды и уничтожать мифы»7.

Представляется бессмысленным желание уничтожить мифы, имеющие гораздо более весомую силу, чем академическая картина эпохи викингов (и остающиеся таковыми уже многие годы). Скорее, я бы предпочел вносить там, где это необходимо, определенные коррективы во избежание слишком уж вопиющих ошибок в популярном представлении, а там, где такой необходимости нет, просто смириться с существованием мифа о викингах. Попытка освободить эпоху викингов от мифов неизбежно напоминает нам поиски «исторического» Иисуса, проводившиеся теологами в 40–50-х гг. нашего столетия. Или же представим себе ребенка, который разобрал заводную игрушку на части, чтобы выяснить, как она устроена: в конечном счете он сидит среди груды мелких деталек, хотя так и не нашел решения, зато первоначальный предмет утрачен (возможно, безвозвратно?). То же самое может произойти с мифом о викингах: если бы нам удалось доказать аутентичность всех текстов, тогда вряд ли что-нибудь осталось бы от мифа о викингах, не говоря уж о самой эпохе викингов, поскольку наше знание об этой эпохе проистекает преимущественно из текстов, большая часть которых имеет литературный характер. Нет, я полагаю, нам придется смириться с существованием мифа о викингах; и вместо того, чтобы просто пытаться бороться с ним, нам следует уяснить для себя раз и навсегда, в чем причина его появления. Здесь же, для начала, обратимся непосредственно к средним векам.

Мне бы хотелось показать, как дошедшая до наших дней средневековая исландская литература стилизовала (благодаря литературным приемам) эпоху викингов и самих «викингов» и как в результате «усвоено» это литературное изображение. Кто целеустремленно шагает к нам из исландской литературы тринадцатого столетия — дикий, устрашающий викинг англо-саксонских хроник или же героический мореплаватель и поселенец Северного Ренессанса нового времени?

Определения: víking, víkingr, эпоха викингов

Позвольте для начала выяснить, что имеется в виду под эпохой викингов и викингами. С исторической точки зрения, эпоха викингов — это период скандинавской экспансии, начало которой (несколько упрощая) связывают с нападением на английский монастырь на о. Линдисфарн в 793 г. н. э., а конец — с битвами при Стамфорд Бридж и Гастингсе в 1066 г.

Пока все вроде бы понятно. Однако, несмотря на то что ныне эпоха викингов и сами викинги являются относительно широко известными понятиями, в области гуманитарной науки кроются трудности более существенные. Так, например, нелегко определить даже то, кем в действительности являлся викинг, поскольку немедленно возникают расхождения в зависимости от принятой историком точки зрения, как, впрочем, не существует и общего согласия относительно происхождения этого слова.

Что касается этимологии, то даже при беглом просмотре содержания этимологических словарей8 бросаются в глаза существующие разногласия: не вполне ясно, происходит ли слово викинг от wog (ON, OHG, AS), wig — «битва» (AS) и wigan — «сражаться» (AS), ср. withan — «делать» (OHG), или от withen — «ослаблять» (MHG), или же от vig — «бухта» (ON), не говоря уж о полудюжине других объяснений.

Однако нет общей точки зрения и в том, что в действительности представлял собой викинг. Это становится очевидным, если обратиться к научной литературе по данному вопросу, а также к большим энциклопедическим словарям. Аделунг в 1808 г. еще не использует этот термин; не встречается он и у Брокгауза в 1837 г. Зато уже в 1853 г. Konversationslexicon Мейера не испытывает затруднений в его употреблении и кратко характеризует викингов как «древнескандинавских морских героев, см. норманны»; в то же время из статьи, к которой нас отсылают, выясняется, что норманны или нортманны — это «германские обитатели (население) Скандинавии, преимущественно (главным образом) отважные пиратские орды, плававшие от берегов Скандинавии к берегам стран Запада и получившие прозвище норманны от немцев и французов, даны — от англичан и «восточные люди» — от ирландцев». Трудно что-либо сказать против подобного определения, хоть и следует отметить чуть ли не эйфорию в оценке викингов как «отважных пиратских орд», которая несколько озадачивает на фоне сухого в других отношениях содержания энциклопедии. Большой «Универсальный Лексикон» Цедлера 1748 г. издания поддерживает в нас способность удивляться благодаря столь же любопытному определению: «Много лет назад в полуночных странах мира представители как высших, так и низших классов были пиратами, и это пиратство считалось благородным и могущественным занятием».

Даже Гвин Джонс оценивает викингов в схожей манере, когда в «Истории викингов», доказавшей свой основополагающий характер, пишет: «То были люди Севера, население Скандинавии, и немаловажно представить их в беспристрастной перспективе. Вопреки восточным свидетельствам и изображению их собственных художников, Northmenn, или Nordmanni, являлись, не побоюсь этого эпитета, первыми и выдающимися людьми»9.

Взгляд на викингов в «беспристрастной перспективе», отстаиваемый Гвином Джонсом, вероятно, несколько отличается от точки зрения монахов-бенедиктинцев из Восточной Англии, живших ближе к концу первого тысячелетия. Тем не менее подобные цитаты демонстрируют, что миф о викингах вышибает почву из-под ног историка. Ведь в иных отношениях в современной научной среде принято считать, что под термином «викинги» кроются две различные группы людей: с одной стороны, население Скандинавии эпохи викингов, мужчины, женщины и дети, а с другой — по всей видимости, состоявшие исключительно из мужчин корабельные команды пиратов.

Однако же за отсутствием соответствующего термина применительно к эпохе викингов широкое значение — скандинавы раннего средневековья — не наличествует в средневековых источниках. Тем не менее все словари по древней Скандинавии, даже по средневековому языку Исландии и Норвегии, предлагают две, а иногда и три основные интерпретации термина víkingr, и в первую очередь — «викинг», что с большей точностью может быть интерпретировано как «морской воин, некто, принимающий участие в víking». Данное значение может подразумевать все что угодно — от «морского героя» до «пирата», а также «грабителя».

Последнее толкование, т. е. «пират, грабитель», известно как превалирующее в континентальных источниках. За исключением некоторых отдельных случаев употребления на староанглийском и у Адама Бременского, слово wicingas вообще не встречается. Латинские источники, повествуя об этих морских грабителях, предпочитают говорить о «датских пиратах» или же о Normanni; и тут я перехожу к первоисточникам.
Викинг как грабитель или пират
1. Франкские источники

Гильдесгеймские и Кведлинбургские анналы под 994 г. в своей обычной сухой и сжатой манере сообщают, что сыновья герцога Генриха, а именно Генрих, Удо и Зигфрид, по приказу императора вышли на бой против викингов. Эти краткие сведения приобретают некоторую живость благодаря детальным сообщениям Титмара Мерзебургского, приведенным в его хронике (до 1018 г.). Нападение викингов затронуло Титмара самым непосредственным образом, поскольку трое упомянутых братьев были его дядьями по материнской линии. Он описывает, как 23 июня 994 г., когда он еще проходил обучение при кафедральной школе в Магдебурге, упомянутая троица выступила в морской поход против викингов. В последующем сражении дядя Удо был убит, а остальные двое попали в плен и подлежали выкупу за крупные суммы денег. Получив часть выкупа, викинги освободили Генриха и герцога Адальгера, но оставили в качестве заложников их сыновей, дабы таким образом ускорить сбор оставшейся суммы. Зигфрид не был отпущен, поскольку не имел сыновей, и для его освобождения Зигфриду, племяннику ранее упомянутого Зигфрида, т. е. родному брату Титмара, предстояло отправиться к викингам в качестве заложника. Поскольку младший Зигфрид не получил от своего аббата разрешения на поездку, будущий хронист Титмар должен был занять его место. Однако он появился слишком поздно, так как в то время дяде Зигфриду удалось бежать из плена. Викинги были так раздосадованы его подвигом, что бросили в реку оставшихся заложников, кузенов Титмара, а также сопровождавшего их священника, предварительно отрезав им носы, уши и руки, а сами отплыли восвояси. Нет ничего удивительного в том, что Титмар Мерзебургский в своем сообщении не слишком благосклонен к викингам. Действительно, строки о проклятых пиратских ордах (Chron. IV, 24: Execrata vero piratarum turba) не позволяют нам усомниться в его подлинных чувствах. Позиция Титмара в целом демонстрирует нам общее содержание франкских анналов, даже если их авторы, как правило, и выбирали более сдержанные средства выражения, лучше отвечавшие этому жанру.

Германские историки становятся более беспристрастными (прозаичными) лишь в XI в. В «Деяниях епископов гамбургской церкви», завершенных в 1072 г., Адам Бременский все еще ссылается на скандинавов, уже крещенных и принадлежавших к той же гамбургско-бременской епархии, что и его хозяева, как на Nordmannos, gentes ferocissimas — «северных людей, самый необузданный народ».
2. Англо-саксонские источники

Традиционно более известные англо-саксонские источники дают нам картину, сходную с франкскими анналами: викингов представляют здесь в лучшем случае как piratae, pagani, barbari, а временами и в качестве грабителей, убийц, врагов христианского мира или же просто-напросто как дьявольское отродье.

«Деяния Альфреда» Ассера (начало XI в.) являют отличный пример тех выражений, в которых англичане говорили о викингах10. В связи с нападением 871/2 г. он упоминает exosae memoriae paganorum exercitus («ненавистной памяти полчище язычников»). К этому языческому аспекту обращались неоднократно и недвусмысленно, а у Этельверда викинги прямо называются plebs impiissima («нечестивейший народ»), что неудивительно, поскольку в это время скандинавы еще не были крещены и вели себя по отношению к англосаксам отнюдь не по-христиански.

Этельверд лично познакомился с будущим норвежским королем Олавом Трюггвасоном в 994 г., когда находился в качестве дипломата на службе у епископа Эльфхеаха Винчестерского. Его хроника, написанная вскоре после 1000 г., дает нам одну из самых выразительных характеристик викингов: plebs spurcissima — «мерзейшие из всех людей», plebs immunda — «нечестивый народ», lues immunda — «грязная зараза»; он называет Олава rex foetidus, т. е. «их зловонным королем» — довольно крепкое выражение по отношению к человеку, которого вскоре чуть не канонизировали и которого в скандинавских латинских источниках именовали Beatus Olavus. Тем не менее привычная терминология Этельверда — это pagani и barbari.

3. Древнескандинавские источники

Возможно, более удивительно то, что и в некоторых образцах скандинавской литературы средневекового периода мы обнаруживаем тенденции, общие с франкской и англо-саксонской литературой эпохи викингов. Как бы то ни было, в агиографической литературе (Heilagra manna sögur) слово víkingr имеет вполне ясное значение — «пират, грабитель» — и, таким образом, употребляется в крайне негативном смысле. Несколько примеров проиллюстрирует его употребление: так, в североевропейской компиляции Библии «Стьёрн» Давид называет Голиафа víkingr maðr (Stjorn 46334), что является вольным переводом iste Philisteos incircumsisus, а значит, здесь víkingr, очевидно, подразумевает «чужой, языческий», что, с точки зрения средневекового христианина, было вполне справедливо. Даже готы, напавшие на Италию, могли быть названы в североевропейском переводе «Диалогов» Григория víkingar [Heilag I, 225: перевод Dialogi Gregorii III, 11: Cernobius (епископ Пиомбино), kom theim a bravt or elände vicinga].

Латиноязычные исландские анналы и то не особенно доброжелательны в их оценке, хоть и исключительно немногословны и сухи даже для жанра анналов, однако подобное отношение становится менее убедительным, если мы вспомним, что они представляли собой лишь средневековую компиляцию из других иностранных источников.

Annales Regii (в перечне морских правителей викингов) под 861 г.: “(De cronica Bremensium) Sigafridus cum Halfdano fratre hoc tempore regnauit in Dacia, qui munera cesari Lodovico miserunt. Et erant alij reges qui multum eo tempore uexabant Galliam. s. de Norvegiae et Dacia. Sigafridus. Herisus. Hiörðungr. Rodulphus et Hingvar filius Lothbraci. Qui crudelissimus omnium fuit”11.

Помимо негативного образа викинга в агиографии во многих образцах средневековой скандинавской литературы присутствует иное, малосодержательное и вполне нейтральное изображение викингов как морских воинов, где слово víkingr относится к человеку, отправляющемуся в летние викингские рейды в южные чужие страны. Подобный образ превалирует в сагах об исландцах, т. е. в классических исландских родовых сагах, действие которых разворачивается по преимуществу в эпоху викингов.
Викинги в исландских сагах

Во всем корпусе исландских саг и прядей, т. е. более кратких произведений, присутствует 144 ссылки на викингов и 39 упоминаний víking как состояния викингского похода. Я не стану приводить здесь все 144 примера, поскольку при знакомстве со всеми отрывками становится ясно, что во всем корпусе, рассмотренном в определенном контексте, упоминания о викингах можно распределить по четырем основным категориям, с которыми традиционно и работают.
1. Викинги как предки

Первая из упомянутых категорий, хоть и не самая многочисленная (14 %), — это викинги как предки. Вполне естественно, что они встречаются во вступительных главах саг и, как правило, в связи с характеристикой героя, среди предков которого были викинги. При обращении к первым главам «Саги о Греттире», «Саги об Эгиле», «Саги о Вига-Глуме» или «Саги о Золотом Торире» чаще всего выясняется, что главный герой повествования испытывает проблемы с социальной адаптацией. В эту же категорию входят и те случаи, когда термин «викинг» используется в качестве псевдонима.
2. Викинг — герой повествования в его юные годы

Упоминания викингских походов, пришедшихся на юность героя саги, также играют функциональную роль и крайне стереотипны: в юности он был викингом, затем обратился к более почтенным занятиям, т. е., как правило, стал поселенцем и земледельцем в Исландии; например: «Первую половину своей жизни Хавард был великим викингом и очень храбрым воином, но получал по ране в каждом сражении, в котором принимал участие; он был ранен под коленную чашечку и с тех пор всегда хромал»12. Перед нами вполне очевидное литературное клише, поскольку, судя по исландской историографии, предки исландских поселенцев потеряли свои земельные владения в Норвегии и, как следствие этого, были вынуждены перебраться в Исландию, но отнюдь не являлись удачливыми в сражении викингами. Во многих случаях сюжеты с предками-викингами и викингскими походами как занятием, свойственным герою в юности, совмещаются.
3. Víking как временное занятие

Несколько примеров демонстрируют, что викингские походы в глазах автора XIII в. не выглядят как греховные забавы молодежи, но являются вполне законным временным занятием норвежского земледельца (фермера). Такие «частично занятые» земледельцы отправлялись на одно лето или на несколько летних сезонов в викингские походы — либо за собственный счет, либо поступая на краткий период своей жизни на службу к конунгу. Даже если этот сюжет и играет определенную художественную роль в повествовании, я рассматриваю его в качестве реминисценции на самом деле имевших место в тот период событий и, таким образом, как адекватное отражение эпохи викингов в средневековой скандинавской литературе. В подобные походы могли отправляться как в летнее время13, так и на более продолжительный срок, будучи на службе у конунга.

4. Чужеземные, иногда безымянные викинги как испытание для героя

Однако наиболее частые упоминания викингов обнаруживаются в сюжетах, повествующих об испытаниях, выпавших на долю героя. В сагах об исландцах это, как правило, испытание оружием, описанное либо в виде поединка, либо, что еще чаще, в виде морского сражения с другими викингами, происшедшего во время путешествия в чужие страны. К тому же имеется несколько отрывков, где социальная правоспособность главного героя, его качества вождя подчеркиваются благодаря демонстрации того, как он успешно избегает угрозы со стороны викингов. Такой скрытый акцент, по-видимому, объясняется следующим образом: в самой Исландии практически не было шанса встретиться с настоящими викингами, и авторам приходилось переносить место действия, изображая подобные встречи в морях к югу от острова. В целом описание викингов из этой категории почти исключительно негативное; их склонны изображать скорее как берсерков, которые также встречаются в этих литературных произведениях и которым отводят сходную роль испытателей героев. Из 83 упоминаний берсерков двадцать девять известны по двум отрывкам из двух разных саг (двадцать раз в одной сцене из «Саги о Греттире» и девять раз в «Саге о Вига-Глуме»); там и в четырех других сагах berserkr неоднократно употребляется в качестве синонима для víkingr: а) в поединке и т. п.; б) в морском или ином сражении; в) как избавитель от викингов.

Помимо использования викингов как явно стереотипных персонажей, авторам саг в некоторых случаях удается дать им характеристику, акцентировав внимание на их нраве: «Их рулевого звали Храппен. То был скрытный человек, могучего телосложения и неуживчивого нрава. Он был не прочь прихвастнуть, побывал во многих викингских походах и очень любил оружие и одежду»14. Или же авторы достигали схожего эффекта посредством описания одеяния викинга: «Мужчина поднялся на драккар и подошел к борту; на нем был темно-красный кафтан и поверх него иссиня-черный плащ, а на голове — шапка, украшенная тесьмой»15.

В сагах об исландцах уже прослеживается определенная тенденция к романтизации и идеализации. Здесь я отсылаю к некоторым текстам16, повествующим о летних экспедициях, в течение которых герои сражались лишь против преступников и викингов, а земледельцев и купцов отпускали с миром — надо признаться, христианский, но не особенно убедительный вариант.

Для классификации викингов в сагах об исландцах этих примеров вполне достаточно; схожая ситуация обнаруживается в историографической литературе Скандинавии — как в латиноязычной, так и в древнескандинавских версиях. В своей «Хеймскрингле» — в отличие от «Саги об Эгиле» — Снорри Стурлусон вообще избегает использовать термин víkingr, однако его герои все же отправляются в викингские походы. В латиноязычной «Истории о древних норвежских королях» монах Теодорик называет ранее упомянутого короля Олава Трюггвасона beatus, но в его молодые годы именует его pirata. Столь же двусмысленна характеристика Свейна Аслейфссона в гл. 105 «Саги об оркнейцах», псевдоисторического произведения об Оркнеях, где описание викинга иллюстрирует все прежде приведенные случаи: «Когда Хакон был еще молод, Свейн Аслейфссон предложил взять его на воспитание, и с этой целью он отправился на Гаисей. Как только он возмужал, Свейн стал брать его каждое лето в викингские походы, дабы он заслужил к себе уважение. Каждую зиму Свейн сидел на Гаисей, где у него было восемьдесят мужей и самый большой пиршественный зал на Оркнеях. Весной у него прибавлялось работы, потому что он сеял много зерна себе на пропитание; а потом он отплывал на Гебриды или в Ирландию и брал все, что мог, вплоть до середины лета. Он оставался дома до окончания жатвы, а затем ранней осенью отправлялся в новый викингский поход вплоть до начала зимы»17.

Данный отрывок представляется вполне позитивным описанием, однако оркнейский ярл советует герою отказаться от викингских экспедиций (грабительских рейдов); и, когда Свейн в конце концов погибает во время разграбления Дублина, создается впечатление, что мы имеем дело со скрытым осуждением образа жизни викинга. В XIII в. в сагах об исландцах и в местной историографии викинг становится клишированным персонажем, поскольку víkingr здесь, как правило, имеет значение «морской воин», но в определении викинга как противника по-прежнему присутствует отчетливо негативный оттенок. Однако викинг как предок или викинг как временное занятие главного героя подразумевают явно более позитивную оценку.

Совершенно иную картину представляет другой жанр древнескандинавской литературы, а именно гораздо менее известные и плохо изученные саги о древних временах, которые в средние века все без разбора получили известность как «лживые саги», что подразумевает полное отсутствие у них каких-либо претензий на правдивость или реалистичность.
Викинг как герой и викинг как стержень общества

В нескольких сагах о древних временах картина дикой жизни викинга скандинавских fornöld и söguöld представляется естественной частью самого текста; я проигнорирую тот факт, что часть этих произведений следует характеризовать как тривиальную литературу, так как повести о сватовстве, приукрашенные вдобавок бесчисленными сражениями, морскими баталиями и поединками с драконами, без завоевательных и обогатительных походов достойны невысокой, если не негативной оценки. Следующие тексты, а именно: «Сага о Хрольве Жердинке», «Сага о Фритьофе Прекрасном», «Сага о Хальвдане, приемном сыне Брани», «Прядь о Сёрли», «Сага о Хальвдане Эйстейнссоне», «Сага о Вёлсунгах», «Сага о Рагнаре Кожаные Штаны», «Сага об Ане, Сгибающем Лук», «Прядь о Госте Норн», «Сага о Торстейне, сыне викинга» — все демонстрируют скорее восхищенное отношение к викингам, и большинство из этих саг обнаруживается уже в Kämpadater Бьёрнера.

Такого рода саги о древних временах повествуют не только о знаменитых героях прошлого, как «Сага о Вёлсунгах» или «Прядь о Сёрли», но и о персонажах чисто книжного происхождения (и от этого образы викингов становятся лишь ярче). Это может быть доказано на примере известного отрывка о том, что на свадьбе в исландском Рейкьяхоларе 29 июля 1119 г. рассказывалась сага о викинге Хрёнгвиде, конунге Олаве, разорении погребального кургана берсерка Траина и Хромунде Грипссоне. Уже из названия становится ясно, что эта сага может быть определена как викингская сага или же во множественном числе — как викингские саги. В таком случае здесь мы имеем свидетельство раннего существования такой викингской саги, что еще более заслуживает доверия, поскольку до нас не дошло ничего от этой саги или нескольких саг, хотя только на «Сагу о Хромунде Грипссоне» имеется несколько ссылок.

В собрании Бьёрнера по крайней мере «Сагу о Хальвдане, приемном сыне Брани», «Сагу о Хальвдане Эйстейнссоне», «Сагу о Фритьофе», а также «Сагу о Торстейне, сыне викинга» и «Сагу об Ане, Сгибающем Лук» можно отнести к викингским сагам, однако даже «Сага о Рагнаре Кожаные Штаны» и «Сага о Хрольве Жердинке» имеют в качестве главных персонажей героев эпохи викингов. Неудивительно, что эпоха викингов и сами викинги играют в этих сагах большую роль. Помимо простых упоминаний викингов эти саги включают в себя многочисленные элементы, позволяющие нам говорить о них как о викингских сагах. Среди них: 1) великое множество морских путешествий; 2) горизонт, протянувшийся от Британских островов до Балтики; 3) многочисленные схватки, сражения и морские баталии; 4) викингские экспедиции, погоня за добычей, включая грабежи и разорение могильных курганов; 5) морские витязи, проводящие всю свою жизнь в военных экспедициях; 6) легендарные храбрецы, не щадящие своего живота; 7) гордость за свое предназначение; многочисленные группы братьев и побратимов; 9) часто сменяющиеся привязанности и альянсы.

Примеры всех этих элементов вам знакомы и слишком многочисленны, чтобы приводить их полный перечень.

Тем не менее мне хотелось бы проиллюстрировать метод «литературизации» на одном-единственном примере, а именно на так называемых «викингских законах», приведенных в трех сагах.

«Сага о Йомсвикингах», глава 7: «Таков был закон: никого не следует принимать старше пятидесяти или моложе восемнадцати лет, но все в пределах этого возраста должны считаться равными. Кровное родство не должно учитываться при решении, брать ли человека или нет. Никто и никогда не должен бежать от человека, одинаково с ним вооруженного, и всякому следует мстить за каждого члена группы как за кровного брата. Пусть не сорвется с их языка слово страха или отчаяния, как бы безнадежно ни было положение. Все, что они приобрели во время экспедиции, следует складывать у стяга, независимо от стоимости добычи, и всякий, кто не подчинится этому, должен быть изгнан. Всякое злословие запрещено, и какие бы ни были новости, они должны сообщаться единственно предводителем, но никем иным. Никому не позволено приводить женщину в их лагерь и самому отсутствовать более чем три ночи»18.

«Сага о Хальве», глава 10, добавляет несколько деталей к схожему викингскому закону — так, например, их мечи не должны быть длиннее, чем в ярд, чтобы они вынужденно подступали ближе к своим врагам; никому не разрешается перебинтовывать раны до окончания дня и не дозволяется брать в плен женщин и детей19. Эти викингские законы — от «Саги о Йомсвикингах» до «Саги о Хальве» — все более романтизировались в средние века. Последним шагом в данном процессе явилась «Сага об Одде Стреле», где герой эпохи викингов объединяет силы с ирландским викингом, который тем не менее оговаривает в качестве условий их совместного предприятия исполнение следующих законов (глава 9):

«Хьяльмар сказал: „Ни я, ни мое войско никогда не будем есть сырое мясо и пить кровь […]. Я никогда не буду грабить купцов и крестьян, кроме как тогда, когда приходится совершать набег, чтобы покрыть свои нужды. Я никогда не обираю женщину, даже если мы встречаем ее с большой суммой денег. И если кто-либо из моих людей возьмет женщину против ее воли либо против ее воли приведет на корабль, тот должен лишиться жизни, все равно, богат он или беден“»20.

Здесь идеализация эпохи викингов достигает того уровня, когда мы переходим от викинга-героя к викингу-джентльмену — точка зрения четырнадцатого столетия, несравнимо далекая от реальной эпохи викингов, но столь любимая романтиками из века девятнадцатого.

Ради краткости изложения я оставлю теперь саги и подведу итог при помощи единственной фразы, принадлежащей Иоганну Брёндстеду: «Исландские саги испытывали влияние романтических идей… об идеальном сообществе воинов». Таким образом, саги о древних временах — это жанр, в рамках которого подобная романтизация получила наибольшее развитие. Тем не менее в этих представлениях присутствуют элементы, которые уместно отнести к реальной общественной ситуации в эпоху викингов: погоня за деньгами и славой; героическая самостилизация; верность тому, кто может предложить больше. Внимательное прочтение синхронных и, как правило, враждебно настроенных источников, а именно латиноязычных анналов, показывает, что даже они не вполне свободны от проявлений восхищения перед «гнусными» викингами. Так, например, Фульдские анналы в сообщении под 884 г. об одной из битв упоминают, что в рядах нападавших викингов, или норманнов, был человек, отличавшийся ростом и красотой, никогда прежде невиданными среди франков.

Другой известный эпизод, упоминаемый норманнскими хронистами Дудо из Сен-Квентина и Гийомом из Жюмьежа в XI в., а также Бенуа в XII в., обнаруживается и в современных событию хрониках, как, например, в Бертинских анналах под 859 г. Здесь мы находим отрывочную, но не без признаков восхищения историю о Бьёрне Отважном и Гастинге, которые взяли одиннадцать тысяч марок серебра с Карла Лысого лишь за обещание покинуть Сену, но взамен решили покорить Рим. На шестидесяти кораблях они направились вдоль западного побережья Испании с заходом в Гвадалквивир, вошли в Средиземное море, разграбили Балеарские острова, захватили в Северной Африке черных рабов, которых впоследствии демонстрировали на обратном пути по всей Ирландии, а затем повернули на север и провели зиму в дельте Роны, где совершали грабительские рейды вплоть до Экс-ан-Прованс. Следующей весной, отплыв в Италию, они, по-видимому, приняли за Рим город Луну, который и захватили благодаря военной хитрости. Вновь повернув на запад, викинги неожиданно столкнулись с арабским флотом в Гибралтарском проливе, но им удалось ускользнуть в Атлантический океан, а позднее разграбить владения королевства Наварры вокруг Памплоны. Три года спустя после начала сего предприятия на Луару вернулась лишь треть кораблей, зато по самые планширы они были нагружены сокровищами и рабами. Наиболее важный аспект этого предприятия, по всей видимости, связан с погоней за славой, что сказалось даже на франкских хронистах, которые не могли не упомянуть о неслыханной гордости этих норманнов. Однако тем самым они внесли свой вклад в растущую славу и плодившиеся вокруг викингов легенды, которые, в свою очередь, перетекли в такие произведения, как саги о древних временах.

Пусть даже стремление к славе играло вторичную роль по сравнению с жаждой обогащения, тем не менее вполне вероятно, что в эпоху викингов подобное стремление само по себе становилось стилем жизни. И доказательство тому мы находим в скальдической и эддической поэзии, как, например, в строке из эддической «Песни о Хельги Убийце Хундинга»: «С попутным ветром мы плывем против самой смерти». Однако вправе ли мы говорить о существовании «героической эпохи» в период между 985 и 1015 гг., и особенно в годы правления Кнута Великого, как пытается это делать Ханс Кун21? Этот вопрос представляется, по меньшей мере, спорным.

Постараюсь кратко изложить свои выводы.

Во-первых, не только в новое время, как ранее предполагалось, но уже в средние века в Скандинавии начинает формироваться миф о викингах. И даже авторы саг имели возможность обращаться к некоему мифу, уже широко распространенному среди викингов восьмого и девятого столетий. Не всегда есть необходимость устанавливать прямые каналы, по которым истории о Хрольве Жердинке или Рагнаре Кожаные Штаны (но не о Бьёрне Отважном и Гастинге) проникали в Исландию.

Во-вторых, как видно, ни малопопулярный ныне образ жестокого и кровожадного викинга, ни образ гордого героя-пирата не являются исторической или литературной неточностью, но присутствуют уже на раннем этапе.

В-третьих, надеюсь, мне удалось показать, в какой форме средневековый исландский миф о викинге был вверен пергаменту и что степень этой мифологизации не диктовалась хронологией — скажем, сначала королевские саги, после саги о древних временах, затем саги об исландцах и так далее, — но зависела от целей и приемов, с отчетливыми различиями, обусловленными жанровой спецификой. Агиографическая литература, как и латинские анналы и хроники, демонстрирует крайне негативную картину эпохи викингов, саги об исландцах и королевские саги представляют картину нейтральную, а саги о древних временах и героическая поэзия рисуют сильно стилизованную и романтизированную картину эпохи викингов.

В-четвертых, не следует упускать из виду, что саги о древних временах, вопреки их средневековому определению как «лживых саг», содержат удивительный пласт реминисценций эпохи викингов (в основном топологического свойства), что также свидетельствует о ранней идеализации эпохи викингов в современной ей литературе, и не только в скальдической и героической поэзии, но даже в рунических надписях и в латинских текстах.

В-пятых, любопытно отметить, что исландская литература с конца XII в. освободилась от влияния латиноязычных агиографических сочинений и ученых трудов и получила возможность представить собственную независимую картину, ничуть не затрагивая при этом вопроса о христианстве. Несомненным подспорьем этому являлся тот факт, что большая часть эпохи викингов предшествовала христианизации Скандинавии и, таким образом, представляла собой чистое поле для идеализации и героизации предков-викингов.

http://norse.ulver.com/articles/simek/vikings.html